Роковой рубин

— Почему же ты не разговаривала с нами раньше, малышка?

— Не знаю.

— А почему с сыном миссис Рейнкроу ты заговорила?

— С Джейком, — подсказала Франни.

— Почему ты заговорила с Джейком, малышка?

— Он скучал по своей бабушке. Она не могла с ним поговорить, вот я и заговорила.

Карл удивленно посмотрел на Франни; она покачала головой.

— И не пытайся понять. Она просто помешалась на Джейке. Когда я ей объяснила, что Джейк не может полететь с нами в Германию, ее пришлось долго успокаивать. Я даже боялась, что она снова замолчит. Но перед самым отъездом мы заехали к ним попрощаться, и он обещал, что они еще увидятся. Все это очень мило, но немного странно. Словно они как-то необъяснимо связаны между собой.

Они замолчали, и Саманта, широко открыв полные жалости глаза, провела пальчиками по мокрому лицу Карла.

— Не грусти, папа.

— Я не грущу, — засмеялся он. — Я чертовски рад видеть своих девочек. — Он прижал к себе Франни, которая тоже плакала, и поцеловал ее. — Я уже боялся, что вы не вернетесь совсем. — Голос его стал хриплым. — Даже если бы Сэмми не заговорила никогда, я все равно не хотел бы, чтобы вы от меня уехали.

Франни уткнулась носом ему в щеку и улыбнулась.

— Мы снова вместе, и, наконец, все у нас в порядке. Саманта долго смотрела, как они целуются.

— Джейк обещал, — сказала она, вздохнув.

* * *

А через год они принесли домой из госпиталя новорожденную девочку, сели на диван в гостиной и познакомили с ней старшую сестру.

— Саманта, — ласково сказала Франни, опуская на колени розовый сверток, чтобы Саманта могла получше рассмотреть голубые глазки и светлые волосики, — это твоя младшая сестра. Ее зовут Шарлотта.

Названа в честь моего родного города, а не в честь ведьмы, — перебил ее Карл.

С минуту Саманта молча смотрела на Шарлотту огромными печальными голубыми глазами затем осторожно погладила ее по головке и сказала уверенно и спокойно:

— Я буду о тебе заботиться, мисс Шарлотта. Держись за меня. Я многое должна тебе сказать. — Она взглянула на родителей. — А когда ты подрастешь и заговоришь, мы поедем к Джейку

Глава 6

«На прошлой неделе нам с Элли исполнилось по десять лет», — записал Джейк в истрепанной тетрадке, которая хранилась у него под матрацем. Старики из Ковати говорили, что это важно — размечать путь, которым идешь. Если вдруг заблудишься, эти вехи тебе помогут. Вот папа — он рассказывал, что никогда не забудет, как в резервации, в школе-интернате для индейцев, учителя мыли ему рот с мылом каждый раз, когда он заговаривал на чероки. Или мама — она помнит каждое мгновение того дня, когда дядя Уильям женился на тете Александре и отдал ей мамин рубин.

«На прошлой неделе мы с Элли нашли пять аквамаринов в трещине скалы у Орлиного перевала, — продолжал он. — Два самых больших папа продал по сто долларов каждый. Он положил эти деньги в банк. Там уже кое-что накопилось. Мама говорит, это на колледж. Но я не хочу поступать в колледж. Я хочу остаться в Коуве навсегда и платить налоги».

Мать с отцом обещали, что налоги будут уплачены и без денег, вырученных от продажи камней. Шериф пока не приезжал их выселять, и Джейк не волновался. Элли действительно хотела учиться, чтобы стать врачом, как папа, так что деньги в банке не пропадут.

«Я часто думаю о Саманте, — писал он далее. — На Рождество миссис Райдер прислала фотографию: Саманте шесть лет, и с ней ее младшая сестра. Именно я, Джейкоб Ли Рейнкроу, научил говорить Саманту. Когда я вырасту, я возьму свою часть денег и поеду в Германию навестить ее. Надеюсь, она будет говорить и по-английски. А если нет, то, думаю, я смогу выучить немецкий. Вряд ли он труднее чероки, а чероки я выучил, когда был совсем маленьким».

Он закрыл тетрадь. Вот так. День рождения, деньги за камни, Коув и Саманта. Он записал все самое важное. Зарубки на память.

* * *

Моу Петтикорн был одним из папиных пациентов. Всего месяц назад он вернулся из Вьетнама — без правой ноги и со множеством розовых шрамов на шее справа. Было время, он играл защитником в сборной штата. Тогда все в один голос твердили, что он мог бы претендовать на футбольную стипендию в колледже, если бы не экзамены за последний класс средней школы. Он просидел там два года, и, когда провалился в последний раз, его забрали в армию. Так Моу попал на войну. Во Вьетнаме он водил джип и однажды подорвался на мине.

Когда он вернулся домой, родители купили ему новенький «Трансамерикен», и порой Джейк, выглядывая из окна папиного кабинета на Мейн-стрит, видел, как Моу, с бледным, словно у привидения, лицом, судорожно вцепившись обеими руками в руль, еле полз мимо. Народ шутил: Моу ездит так медленно, что его и белка обгонит.

Однажды в субботу Моу приковылял в отцовскую приемную, когда регистраторша вышла купить электрических лампочек, а Джейк с Элли уселись за ее стол.

— Вы на сегодня не записаны, — строго сказала ему Элли. Элли была совсем как папа, она относилась к медицине очень серьезно.

Моу посмотрел на них тяжелым напряженным взглядом, и шрамы над воротничком его рубашки стали наливаться кровью.