Роковой самообман: Сталин и нападение Германии на Советский Союз

Дальнейшие донесения отражали беспощадную критику, которой подверглась прогерманская политика правительства. Проводилась мобилизация армии, когда югославская делегация вернулась из Вены тайно, минуя главный железнодорожный вокзал Белграда. Захваченный мятежным духом Белграда, Лебедев довольно опрометчиво предположил, будто переворот покончил с ростом германского политического присутствия в Югославии; он уже лелеял надежду на крутой перелом политической тенденции не только в Балканских государствах, но и на всем Европейском континенте^{729}. Такое впечатление подтверждалось генералом Голиковым, начальником военной разведки. Он тоже подчеркивал просоветский характер демонстраций, идущих под лозунгами типа «За Советский Союз» и «Да здравствуют Сталин и Молотов». По его расчетам, теперь армия должна была отвергнуть секретные статьи соглашения, дававшие германским войскам право свободного прохода на юг страны, и не исключалась возможность выхода Югославии из Оси. Его заключение, что уже мобилизованные 48 дивизий намерены и вполне способны дать отпор германскому вторжению, разумеется, поддерживалось Генеральным штабом^{730}.

Испытав несомненное облегчение, Сталин все же не спешил открыто бросать военный вызов Германии, как принято изображать в литературе по этому вопросу. Он сохранял осторожность, так как не являлось секретом, что переворот не привел к повороту югославской политики на 180 градусов. Придя к власти, Симович уведомил короля о своем намерении оставаться верным Оси. Он поспешил заверить германского посла, что Югославия выступает за «продолжение сотрудничества со странами Оси, особенно с Германией», и за «возврат, насколько возможно, к политике нейтралитета»^{731}. Поэтому ближайшей целью Сталина оставалось на волне народной поддержки помешать Гитлеру распространить войну дальше, а англичанам — воспользоваться нестабильной ситуацией. При отсутствии прямого диалога с югославским правительством до переворота попытки русских удержать его от присоединения к Оси предпринимались через коммунистическую партию. В новых обстоятельствах срочно были приняты меры, чтобы приглушить народный энтузиазм. Молотов немедленно дал инструкции Димитрову, председателю Коминтерна, прекратить уличные демонстрации, иначе «англичане воспользуются этим. Внутренняя реакция также»^{732}. Тито поручили следить за «разнузданными поджигателями войны — англичанами и великосербскими шовинистами, толкающими страну к кровопролитию своими провокациями». Сталин явно надеялся восстановить пошатнувшийся баланс сил, если югославы сохранят свой суверенитет и не станут «орудием в руках английских империалистов, так же как и… рабами немецких и итальянских агрессоров»^{733}.

Тем временем положение Гавриловича в Москве укрепилось в результате его назначения на министерский пост во вновь сформированном кабинете. По чистой случайности его отъезду домой в знак протеста против подписания пакта помешала плохая погода^{734}. Как только установился новый режим, сам Симович передал русским устное предложение пакта о взаимопомощи, равносильного «реальному альянсу». В тот же вечер еще более настойчивый призыв прозвучал со стороны нового министра обороны на тайной встрече с советским послом, состоявшейся у министра на квартире. Илич вновь подтвердил свое намерение добиваться «всестороннего политического и военного сотрудничества с Советским Союзом»; он клялся, что армия твердо решила «стоять до конца» в случае немецкого вторжения. Разрыв между правительством и вооруженными силами, по всей видимости, увеличивался^{735}.

31 марта на стол Сталина хлынул поток донесений разведки, включая самое главное — от Меркулова, с подтверждением тревожного рапорта Голикова о возможности войны^{736}. Возрастал нажим со стороны Наркомата обороны с целью добиться переговоров с югославами. 1 апреля в 1 ч. ночи Лебедев прибыл в апартаменты Симовича в сопровождении Сухонина, военного атташе, и переводчика. Он сообщил премьер-министру, что Молотов принял предложение по поводу пакта и хочет, чтобы в Москву срочно отправилась делегация для заключения соглашения. Симович, не теряя времени, позвонил Нинчичу, своему министру иностранных дел, поручив ему назначить Гавриловича главой делегации, с тем чтобы переговоры могли начаться еще до прибытия остальных ее членов^{737}.