Роковой секрет (СИ)

Не знаю, сколько мы с Уго сидим в тишине, окутанные никотиновым дымом, но нарушать ее нет никакого желания. Все наши связи в Сицилии обрублены. Поддержки здесь ждать неоткуда. Ни он, ни я пока не имеем представления, что делать и как вытащить Солу. Единственный выход из этой беспросветной задницы — заручиться поддержкой семьи Гамбино в Нью-Йорке. Пару лет назад я обеспечил им безопасный коридор для поставки героина через территорию Каморры в Неаполе, так что, по крайней мере, они хотя бы выслушают меня. К тому же Моргана длительное время обитала в США, как раз в их краях и, уверен, нажить врагов успела. Тем более с учетом того, что она перерезала глотку одному из родственников их семьи.

Но срываться в Америку сейчас? Нет… это все слишком долго. Да и шанс, что Гамбино протянут руку помощи, практически нулевой. Никто и никогда не ввяжется в войну без личной выгоды. А какая во всем этом дерьме может быть выгода дону американской мафии? Никакая. Если только месть Салуки.

Такая адская гонка мыслей погружает нас обоих в молчание. До кома в горле, до скрежета зубов, до жжения в груди хочу спасти Солу.

Резкий звук опустившейся на стол бутылки заставляет меня открыть глаза, и я лениво подаюсь вперед. Опираюсь локтями на колени, обреченно выдыхаю и растираю усталое лицо ладонями.

— У меня от гребаной тишины сейчас башка разорвется, — говорит Уго, разливая виски по стаканам и толкая один в мою сторону.

— Это Тихая Гавань, — перехватываю стакан и сжимаю вокруг него пальцы, — здесь всегда так.

А сам готов уши разодрать ногтями, лишь бы не слышать стоны моей девочки, которыми, кажется, пропитались эти стены. Я изнутри изуродован мыслями о ней и вижу ее так ясно, будто обдолбался коксом. Какая же нелепица: так долго ждать и в итоге потерять. А самое страшное то, что я прекрасно понимаю, в каком аду сейчас находится Сола. Ну не должна она страдать из-за меня. Проклинаю себя за это и убил бы, если бы не оставил себе шанса попытаться спасти свою мышку, попытаться все исправить. В последнюю нашу встречу она ведь торопилась признаться, открыть мне свои чувства, а я так и не успел рассказать ей самого главного…

Растираю пальцами переносицу и, поднеся стакан к губам, осушаю его до дна. От ядреного вкуса жидкости, вмиг воспламеняющей все внутренности, издаю гортанное рычание. Тянусь за бутылкой, но рука замирает в воздухе, когда в полумраке вспыхивает экран моего мобильного. Встречаюсь взглядом с Уго, и он тут же подается вперед, дергая головой в сторону телефона. Беру трубку и, задумчиво сжав пальцами подбородок, всматриваюсь в содержимое пришедшего сообщения. Перехожу по ссылке и при виде стоп-кадра слышу, как начинает хрустеть панель гаджета от той силы, с которой я его сжимаю.

От смеси ярости и страха меня начинает трясти мелкой противной дрожью. На экране я вижу Солу… измученную и изувеченную. Большой палец зависает на кнопке воспроизведения, но я не решаюсь ее нажать. Сердцебиение учащается так, что кровь вскипает буквально за секунду, обжигая мне вены. Мучительное чувство вины, злости и безысходности заполняют мое сознание, бросая меня то в жар, то в холод. Стиснув зубы, я все же включаю видео и замираю, слыша ее прерывистое от ощутимых даже мне слез дыхание…

— Давай же, — саркастично подталкивает ее мрачный голос, и я сразу узнаю ублюдка — Вико Пеллагети, — скажи ему, попроси его остановить меня.

Бездонные глаза моей девочки опухли и раскраснелись от рыданий, из них куда-то ушел мой любимый изумрудный блеск. В них больше нет жизни. Однако они смотрят прямо в объектив, наизнанку выворачивая мою истерзанную душу.

— Р-ра-ф-фа, — заикается, — эль, — всхлипывает, а я сжимаю стакан с такой силой, что тот лопается в моих руках. Но, не чувствуя ничего, кроме разъедающего гнева, я сдавливаю кулак только сильнее, окрашивая стекло своей кровью. — Ос-с-танови… их… п-прошу… м-мне т-так… боль… — ее дрожащий голос срывается на пронзительный крик, когда этот мудак тушит о раскрытые раны на нежной коже гребаную сигару.

— Мразь! — рявкаю, швыряю телефон на стол и откидываюсь на спинку сидения. Тяжелое дыхание вибрацией отдается по телу, пока я слушаю доносящиеся из динамиков крики боли. С силой тяну себя за волосы и жадно хватаю горящий воздух. Я задыхаюсь от бессилия. А мысли о том, что не могу помочь, неумолимо заполняют мозг, разрушая внутри незнакомое и ненужное мне ранее чувство надежды. Я готов молиться, принять казнь за все грехи, за ее жизнь отдать остатки своей души, сделать все, что угодно. Только вот кому нужна моя гниль, что годами пропитывалась ложью?

С силой прижимаю к губам сжатый кулак и шумно выдыхаю. Но, не в силах больше сдерживать ярость, разражаюсь криком. А потом сметаю все со стола, отчаянно мотая головой из стороны в сторону, проклиная собственную глупость и тот самый день, когда я все испортил.

Bоспоминание

двадцать два года назад, заброшенный военный аэродром в России

— Виктор, — обмениваюсь крепким рукопожатием с русским другом, — рад видеть тебя.