Роковой звон

Составляю список людей, с которыми надо встретиться в первую очередь, и заношу в него Ольгу и ее подругу, которая тоже была в подземелье.

Остается Владимир Прокопчук. Вовик, по словам Лазаря, слабое звено в их компании. Он вполне мог проболтаться своим собутыльникам. Вовик был дружен с Виталием, братом Василия Пархоменко, поэтому его я тоже занесла в список. У Владимира есть младший брат, с которым он был на ножах. На всякий случай его тоже запишем.

Итак, в моем списке были Ольга Гаврилюк и ее подруга Стелла (обе девушки были в подземелье), Виталий, брат Василия Пархоменко, и Михаил, брат Владимира Прокопчука. Но прежде чем я с ними встречусь, мне надо определиться, какой мотив мог быть у каждого из них.

Шантажа не было. Тогда самое вероятное – месть? Но что-то мне мало в это верилось, ведь прошло уже десять лет… Украинский граф Монте-Кристо? Откладываю эту версию.

А если предположить, что колокольный звон использовали для того, чтобы отвлечь от истинной причины убийств? Но кого отвлекать, ведь все смерти обставлены как несчастные случаи? Убийца перестраховался – вдруг полиция что-то заподозрит?

Сто-оп! А если истинная цель этих преступлений – лишить жизни кого-то одного из этой компании? Чтобы прикончить одного, убивают еще четверых? В этом нет логики, ведь все покушения были обставлены как несчастные случаи. Порядок убийств не случаен? Бред! Что мешало убить первым Лазаря, который постоянно приезжал к себе на дачу и там ходил на пляж? То же самое и с Василием, Геннадием, Владимиром, Денисом. Любого из них могли точно так же убить в любое время и остановиться на этом. Или все же по замыслу преступника должны были быть убиты все «Пять П»?

Возможно, убийца психически нездоров? Эта версия объясняет наличие предупреждающих звонков с колокольным звоном. Но может ли психически нездоровый человек провести такие «ювелирные» убийства, инсценированные под несчастные случаи? Думаю, вряд ли.

Я смотрю на список, и мое внимание все больше привлекает Виталий Пархоменко. Он уже раз отбывал тюремный срок, а это не проходит бесследно, отражаясь на психическом состоянии, у кого больше, у кого меньше. Мне вспомнились случаи с «опущенными» на зоне, которые, выйдя на волю, неожиданно становились убийцами. Надо будет собрать побольше информации и посоветоваться с психиатром-криминалистом. Ведь известно много разоблаченных маньяков, которых подтолкнула к убийствам психическая травма.

В прошлый раз у меня разговора с Виталием Пархоменко не получилось, теперь надо продумать все более тщательно. Решаю идти от простого к сложному. Начинаю с Михаила, брата Владимира Прокопчука. Созвонившись с его родителями (номер телефона я взяла еще у Лазаря в Испании), узнаю рабочий телефон Михаила. Они даже не поинтересовались, почему я позвонила именно им.

Михаил, наоборот, устроил мне по телефону допрос: кто я, зачем ему звоню и где взяла его номер? Узнав, что я частный детектив, он начал вилять, ссылаться на занятость. Тогда я ледяным тоном пояснила ему, что речь идет о смерти его брата и если он со мной не встретится, то в скором времени его вызовут повесткой в прокуратуру, к следователю. Конечно, я блефовала, хотя при желании могла бы организовать это через Якимчука. Но Михаил и без повестки сильно испугался, у него даже голос изменился – стал каким-то приторно-услужливым.

Мы встретились возле Университета народного хозяйства, где он учился в аспирантуре. Михаил, ухоженный, прилизанный, похоже даже, набриолиненный, внешне мне очень не понравился.

– Вы сказали, что хотите поговорить о моем брате, – торопливо произнес он. Было видно, что ему не терпится закончить этот неприятный разговор.

– Об обстоятельствах смерти вашего брата, – уточняю я и поясняю: – Есть версия, что его убили, замаскировав это под несчастный случай. Ему угрожали? Вы что-нибудь знаете об этом?

– Абсолютно ничего не знаю! – громко произнес испуганный Михаил. – Мы с Владимиром уже несколько лет почти не разговаривали. Жили в одной квартире, встречались за завтраком и ужином, но не общались. У каждого из нас была своя комната. Владимиру не нравилось, что родители ставят меня ему в пример. Отсюда холод в наших отношениях.

– Возможно, вы заметили, что в последнее время у него изменилось поведение, появились какие-то странности? Может, он выглядел обеспокоенным? Неужели вы даже парой слов не обменивались при встрече?

– Ничего такого я за ним не замечал. Ничем не могу вам помочь.

Поговорив минут пять в том же духе, я поняла, что даже если Михаил что-то знает, он вряд ли об этом расскажет. Он демонстрировал готовность помочь, даже искусно изображал огорчение из-за того, что не обладает нужной информацией, но я чувствовала, что это лишь игра.