Роковые обстоятельства

На этот раз она даже не подумала сопротивляться и покорно развела ноги — настолько страшным было его багровое лицо и вытаращенные, безумные от вожделения глаза. А банкир распалялся все больше, похотливо сопя от наслаждения и смакуя его каждым движением своего огромного живота, с силой сотрясавшего легкое тело девушки. Надежда закрыла глаза, жалея о том, что не может закрыть еще и уши, чтоб только не слышать этого тошнотворного сопения. Уставшие от борьбы руки не повиновались, и тогда она, словно в припадке, начала мотать головой, а из-под неплотно сомкнутых век непрерывным потоком текли горькие, обжигающие щеки слезы.

Это обстоятельство доставило ее насильнику особенное удовольствие, недаром же он, точно собака, несколько раз с упоением лизнул ее лицо, явно наслаждаясь соленым вкусом «девичьей стыдливости».

Наконец все было кончено, но банкир блаженствовал и не торопился подниматься со своей беспомощной жертвы, глубоко дыша в заплаканное лицо девушки своим прокуренным дыханием, от которого Надежду начинало мутить. Она была настолько раздавлена и унижена, что едва могла пошевелить губами, чтобы прошептать:

— Отпустите меня…

Дворжецкий неожиданно повиновался. Но Надежда не торопилась подниматься с пола и открывать глаза, словно бы не желая возвращаться в жестокий мир, где ее ждали всепоглощающий ужас, стыд и отвращение…

Встав на ноги и с неприятной улыбкой глядя на свою жертву, банкир не спеша вытерся о носовой платок, после чего небрежно кинул его в печку и застегнул брюки. Надежда медленно приподнялась и села, упершись спиной в кушетку. Затем согнула ноги в коленях и, обхватив их обеими руками, спрятала в них пылающее лицо.

— Передайте мое почтение вашему батюшке, — раздался сверху довольный голос Дворжецкого, — и хотя я не совсем вами доволен, поскольку мне пришлось брать вас силой, однако ввиду того, что в отличие от вашей сестры, вы оказались честной девицей, вся оговоренная ранее сумма будет выплачена вашему семейству сполна.

Надежда никак не реагировала да и вряд ли понимала смысл сказанного.

Глядя на нее, съежившуюся и униженную, сверху вниз, банкир пожал плечами и, не испытывая ни малейшей жалости, насмешливо добавил:

— За сим позвольте откланяться, моя Сильфада. А брошь я оставляю на вашем столике.

Лишь услышав звук захлопнувшейся двери, Надежда пошевелилась и отсутствующим взглядом оглядела комнату — опрокинутая ширма, валявшееся на полу платье, сваленный стул… С трудом поднявшись на ноги и двигаясь словно лунатик, она кое-как вытерла окровавленные бедра и натянула платье, не застегнув до конца все крючки. Затем торопливо надела меховую жакетку, небрежно, не став поправлять волосы, надвинула на голову шляпку и опустила вуаль.

Ею руководила одна только мысль — скорее уйти отсюда, пока ее никто не застал… никто не увидел ее позора… никто не понял, какой ужас здесь только что творился.

В последний раз посмотрев по сторонам, она заметила оставленный банкиром подарок и порывисто схватила футляр со стола. Первым желанием было избавиться от этого напоминания ее позора и кинуть его в печку вместе с находившейся внутри брошью. Однако затем она кое-как, дрожащими от нетерпения пальцами, достала драгоценность и сунула ее в муфту. После этого футляр полетел в огонь, а Надежда бросилась вон из комнаты…

Глава 24 ДЕНЬ ТРАГЕДИИ

Оказавшись на лестнице черного хода, Надежда услышала позади себя быстрые шаги. Вжав голову в плечи и боясь оглянуться, она готова была спасаться бегством, как вдруг узнала веселый голос Петра Ливнева.

— Куда же ты, Сильфада? — спросил он, хватая ее за рукав. — А как же банкет?

Надежда отрицательно покачала головой, едва сдерживаясь, чтобы не расплакаться.

— Вот как? — чему-то удивился Ливнев. — Ну, тогда тебя хоть проводить?

— Да, — глухо заявила она, — увези меня куда-нибудь, но только не домой.

— А что случилось-то?

— Ни о чем не спрашивай, а поскорее увези! — взмолилась девушка со слезами в голосе.

— Ну ладно, хорошо…

Студент был в пальто нараспашку, поэтому ему не пришлось возвращаться за одеждой. Он подал Надежде руку, они быстро спустились и вышли из того подъезда Пассажа, что выходил на Садовую улицу.

— А вот и извозчик… — И Петр указал на сани напротив. — Н-да, но куда же мне тебя везти-то? Может, сама скажешь?

Надежда молча нервно передернула плечами.

— Вот ведь проблема, — огорченно рассуждал вслух студент, — а ведь и ко мне, как назло, нельзя… — И он с досады саданул себя кулаком в бок.

Проблемой была девица из борделя на Шпалерной, которой он пообещал в недалеком будущем устроить «новую жизнь». Как выполнять это обещание, да и что оно, собственно, означало, Ливнев представлял себе довольно смутно, а девица уже неделю жила у него и вовсе не собиралась съезжать.

— А, ладно, поехали к Родьке в Столярный, — наконец решил Петр, помогая Надежде забраться в сани.

По пути девушка окончательно продрогла и начала стучать зубами, поэтому Ливнев, как ни пытался ее разговорить, получал на все вопросы лишь отрицательное покачивание головы да судорожное передергивание плеч.