Роковые сапоги

"Мисс Элизе Кикс,

Грейсчерт-стрит, Лондон.

Ах, милая Элиза! Во всем мире нет женщины счастливей, чем твоя Сьюзен! Мой Томас — просто ангел! Помнишь, я клялась, что выйду замуж только за высокого и стройного гвардейца? Так вот, моего Тома скорее можно назвать коренастым, и я нисколько не боюсь признаться, что глаза у него немножко косят. Ну и что же, пусть косят! Когда один его глаз смотрит на меня, а другой на нашего малютку Боба, в них светится такая нежность, что перо мое не в силах описать ее, потому что, конечно же, ни одну женщину в мире не любили так преданно, как твою счастливую Сьюзен Стабз.

Когда мой милый Томас возвращается домой с охоты или с фермы, если бы только ты видела нас с ним и с нашим крошкой Бобом! Я сижу у него на одном колене, а малютка на другом, и он нас тетешкает. Я часто жалею, что нас не видит сэр Джошуа или какой-нибудь другой великий художник, он обязательно написал бы нас, — можно ли представить себе картину чудесней, чем веселье трех любящих душ!

Малютка наш прелестнейший в мире ребенок, — вылитый папочка; у него режутся зубки, и все мы души в нем не чаем. Няня говорит, что когда он подрастет, то совсем перестанет косить и волосики у него будут не такие рыжие. Доктор Бейтс такой добрый, такой искусный, такой внимательный! Какое счастье, что мы всегда можем его позвать! Наше бедное дитя с самого своего рождения все время болеет, и доктору приходится навещать нас три-четыре раза в неделю. Как мы должны быть благодарны ему за нашего дорогого крошку! Боб чудесно перенес корь, потом у него появилась легкая сыпь; потом он схватил ужасный коклюш; потом заболел лихорадкой, и все время у него болит животик, так что бедняжка кричит с утра до ночи.

Но милый Том такая замечательная нянька, — сколько ночей он не спал из-за нашего дорогого малютки. Ты только представь: он часами ходит с ним по комнате в халате и ночном колпаке и что-то напевает (хотя ему, бедняжке, как говорится, слон на ухо наступил), а сам клюет носом, и я хохочу до слез, глядя на него. Ох, Элиза, это такая умора!

У нас необыкновенная няня, лучше ее не найти в целом свете, она ирландка и обожает нашего крошку почти так же нежно, как его мама (хотя это, конечно, невозможно). Она часами гуляет с ним в саду, и я, право же, никак не могу понять, почему Томас ее не любит. Он почему-то считает, что она пьяница и неряха. Но вообще она ужасная грязнуля, и от нее иногда сильно пахнет джином, это правда.

Ну и что же? От этих маленьких неурядиц семейная жизнь только приятней. Как подумаешь, у скольких детей вообще нет ни нянек, ни докторов, как тут не возблагодарить судьбу за Мэри Мэлони и за доктора Бейтса, которому мы заплатили сорок семь фунтов! Представляешь, как серьезно был болен наш крошка, если ему понадобилось столько лекарств!

Но все-таки, милая Элиза, дети требуют огромных расходов. Вот сколько стоит нам одна наша Мэри Мэлони: во-первых, мы платим ей десять шиллингов в неделю, потом стакан бренди или джина за обедом, три бутылки лучшего портера от мистера Трейла в день, — значит, в неделю двадцать одна бутылка, а за те одиннадцать месяцев, что она прожила у нас, получается девятьсот девяносто. Потом сорок гиней доктору Бейтсу за лечение нашего малютки, две гинеи за крещение, двадцать гиней ужин в честь крещения и бал (богатый дядя Джон ужасно рассердился, что его пригласили быть крестным отцом и ему пришлось подарить крошке серебряный стаканчик; он даже вычеркнул Томаса из завещания, ты только подумай! А старый мистер Фиркин насмерть разобиделся, что его не попросили быть крестным отцом, и теперь не разговаривает ни с Томасом, ни со мной); двадцать гиней фланелевые пеленки, кружева, распашонки, чепчики, подгузнички, — детям так много всего нужно, а ведь у нас с Томасом всего триста фунтов в год! Но Томас возлагает огромные надежды на свою ферму.

Если бы ты только видела, в каком прелестном доме мы живем! Он весь скрыт деревьями, и место здесь такое тихое, что, хотя до Лондона всего тридцать миль, почта приходит к нам всего раз в неделю. Нужно признаться, что дороги здесь просто отвратительные; сейчас зима, и мы по колено в снегу и грязи. И все-таки как мы счастливы, милая Элиза! Крошка Бобби, Томас (у него, бедняжки, ужасно разыгрался ревматизм), наш добрый друг доктор, который приходит к нам в такую даль, — нам так хорошо и весело вместе, что мы не променяем нашей деревенской тишины на все развлечения Рэниле. Прощай, милая Элиза, малютка кричит и зовет свою маму. Тысячу раз целую тебя!

Твоя любящая

Сьюзен Стабз".