Спустя час неистового родео в сопровождении скрипов и рычания, испускаемых деталями «москвича», Максим стал разбирать то, что говорил его спутник. Гриша рассказывал дорожные байки, по-детски хвастая своей небывалой ловкостью и прозорливостью.
- А вот случай был. Еду, значит, а поперёк дороги дерево лежит. И так аккуратно – не объедешь. Будто ветром повалило. Остановился, хотел попробовать в сторону бревно столкнуть. Только из машины вылез, только за сучок ухватился – глядь, а из кювета амбалы с палками и ножами повыскакивали, и ко мне бегут. Я рыбкой в кабину – прыг. Завёлся, а ехать некуда – с одной стороны бревно дорогу перегородило, с другой отморозки цепью раскорячились. Но я не растерялся, и прямо на бандитов помчался. Те всё ждали до последнего, что испугаюсь, и не уходили с дороги. Так что тех, что отпрыгнуть не успели – сшиб, как кегли. До места только на следующий день добрался, когда конвой проехал, а я за ними вслед.
Максим понимающе кивнул, и, больше от желания показать, что не спит и контролирует ситуацию, нежели из жажды общения, вяло высказался:
- Да, теперь без веской причины лучше не останавливаться.
- Это точно. А тут ещё бывает, голосует у обочины какая-нибудь барышня, или парочка с ребёнком, а остановишься из жалости – из-за бугорка сообщники выскакивают. Хочешь тронуться и скорость прибавить, так эти пассажиры верещат, и за руки, за ноги хватают. Хорошо, монтировка под сидением – вразумил мерзавцев, невзирая на пол и возраст, да и вышвырнул прямо на ходу. Так что, и не проси ещё попутчиков взять – не остановлюсь, хоть стреляй. Слышал, не один водила так сгинул, по доброте своей.
Максим помотал головой, прогоняя саму мысль о появлении подобных попутчиков, и успокоил Григория:
- Да мне дела до них нет, до автостопщиков – лишь бы до места добраться, отдать тебе консервы, и всё. Чем меньше будет остановок, тем лучше. Подожди-ка, Гриша, а как же гаишники – им тоже не остановишь?
Григорий посмотрел на Максима так, будто у того вместо головы куст смородины вырос.
- Ну, ты даёшь, мужик – гаишники! Да если они ещё и остались, то от ряженых бандитов мало, чем отличаются. Так что, если они нам и попадутся, сделаем вид, будто останавливаемся. А потом, педаль газа в пол, и скорей до ближайшего поворота, чтобы колёса прострелить не успели, или голову.
Максим, слушая Григория понял, что во всех, касающихся дороги, делах стоит полностью довериться ему. Всё-таки, в лесу, да в поле опасности заметно отличались от тех, что описывал опытный шофёр. Понял Максим и ещё кое-что. А именно, что за время скитаний в полном одиночестве, он будто копил все свои мысли и переживания глубоко внутри, под гнётом внешнего спокойствия и уверенности.
Теперь же, потоком слов со стороны общительного попутчика, дамба сдержанного молчания была сильно подточена, и Максиму захотелось выговориться. Его нестерпимо тянуло излить душу впервые за долгие месяцы. И он, дождавшись, когда иссякнут бесконечные дорожные истории Григория, заговорил.
Максим принялся рассказывать о том, как познакомился с Ольгой, и как потерял с ней связь. Как вырвался из замкнутой безопасности большого города, в надежде отыскать следы возлюбленной. Он рассказал о своей жизни в секте лесопоклонников, и в городке, задушенном гирляндами мёртвых тел. Рассказал всё, вплоть до момента, когда утром был разбужен металлическим лязгом, и познакомился с владельцем автомобиля, способного худо-бедно передвигаться.
Григорий слушал, не проронив ни единого слова. Лишь выражение его лица менялось в зависимости от накала событий в описываемой сцене. Максим же не мог остановиться, и рассказывал, и рассказывал всё подряд, что запомнилось из событий последних недель и месяцев. Раньше он видел подобное, наблюдая за героями кинофильмов, сериалов, и даже рекламных роликов. Все эти спекуляции на тему очистительной исповеди, вроде тех, где присутствует сакральная реплика: «У вас проблемы? Хотите поговорить об этом?».
Теперь же он сам буквально почувствовал, как с каждым словом, какая-то незримая, но чётко осязаемая тяжесть, покидает его сердце, очищая простор для свежих сил, необходимых в достижении его целей. Видя, как опускаются сочувственно уголки рта Григория, когда звучит рассказ о попытке Топора принести Макса в жертву, или, как пляшут искры в глазах, при прослушивании сцен вражеских предсмертных мучений, Максим понимал, что делал всё верно. Его рукой двигала сама судьба, иначе он был бы уже мёртв. А раз удача на его стороне, значит ничто не в силах помешать ему. И вскоре он обязательно встретит, и вырвет из любых бед свою ненаглядную Ольгу.
Когда Максим, наконец, закончил свой долгий рассказ, минут пять в салоне висела тишина, прерываемая лишь стонами старенькой машины. Обоим мужикам требовалось время, чтобы поразмыслить над услышанным. Даже самому рассказчику. Ведь, вслух описывая свои злоключения, он будто отстранённо взирал со стороны на самого себя. И сам себе он был, конечно, приятен, несмотря на некоторые ошибки, которых можно было избежать.