И, закрыв лицо сгибом локтя, чтобы не поцарапаться, полезла за псом.
За плотными зарослями оказалось вполне приличное редколесье, растущее на склоне. А между деревьев вилась едва заметная тропка. По ней-то и трусил, подняв пушистый хвост как сигнальный вымпел, мой охранник.
После яркого полуденного солнца в тенистом лесу казалось немного сумрачно и прохладно. По веткам прыгали белки, перепархивали птички, стрекотали цикады. Хорошо! Сама не заметила, как под горку добежала до густо поросшей плющом стены, сложенной из песчаника.
— И зачем ты меня сюда привёл? — поинтересовалась я у пса.
Тот словно ждал моего вопроса и начал царапать побеги, разрывая их острыми когтями. За переплетением лиан скрывалась деревянная дверца с кованой ручкой-кольцом.
— Дружок, мне страсть как интересно, что за этой дверью, но ты уверен, что мы не нарушаем границы частного владения? — спросила, безо всякой надежды поворачивая кольцо. — Тут, наверное, никто и не живёт. Смотри, как всё запущено.
Вопреки моим ожиданиям, калитка открылась. И я вновь уткнулась в густой кустарник — на сей раз, кажется, смородины. Аромат стоял умопомрачительный, крупные ягоды наливались соком, а ветви переплелись так, что проползти смог только пёс. На брюхе. Прополз — и тихо, но настойчиво рыкнул, приглашая и меня последовать за ним.
— Ну всё… опять Евгения без сладкого оставит на три дня, — предсказала я самой себе, понимая, что моё беленькое платьице, отделанное кружевом, после такого приключения чистым остаться не сможет.
Выползла из кустов и остановилась, забыв обо всём.
Вид открылся восхитительный. Белоснежный трёхэтажный дом с широкими террасами вокруг каждого этажа окружали несколько сосен. Зелень хвои, золото стволов и ветвей на фоне светлых стен выглядели изящной японской гравюрой, выполненной опытным мастером.
Между кустами смородины и широкой дорожкой пушился злаковыми метёлками запущенный газон. Такой же газон окружал и дом.
— Видишь, как здесь всё неухоженно, — прошептала я Дружку, — здесь явно никто не живёт. Уходим!
Но пёс одним прыжком перемахнул через траву и не спеша побежал по дорожке, цокая когтями по камню. Не бросать же друга, вдруг его сторожа поймают и в клетку запрут. Пошла следом. Да и посмотреть хотелось, далеко ли дом от моря находится.
Тропа привела на полукруглую площадку, где и разделилась надвое. Одна дорожка повернула направо к дому, вторая ступеньками продолжила спускаться к пляжу. Вернее, к уютной бухте, окружённой с двух сторон выдвинувшимися глубоко в море скалами. Скорее всего, даже в самый сильный шторм до пляжа максимум небольшие волны докатываются.
Красота какая! Вдруг поймала себя на мысли: «Я хочу в этой бухте плавать каждое утро». И тут же посоветовала себе губки закатать. Пиратский клад ещё не найден.
— Ну что же ты там стоишь, девочка? — вдруг услышала я и повернула голову в сторону дома.
На террасе в плетёном кресле сидела дама, с головы до ног одетая в чёрное. Тень от широких полей кружевной шляпы скрывала её лицо и руки в тонких перчатках, лежащие на подлокотниках, а высокий воротник блузки не позволял увидеть даже полоску кожи на шее. Длинная широкая юбка живописными складками стелилась по светло-кремовым плитам пола, пряча ноги.
Вот же, — ругнулась я на себя, — у человека траур, а я тут с собакой влезла, покой нарушаю. Делать нечего, надо подойти, извиниться и бежать, пока крапивой не отстегали.
Чем ближе подходила ко входу на террасу, тем больше деталей замечала. Рядом с женщиной стоял низкий столик, на нём большая открытая шкатулка с бумагами и трубка с длинным — полметра, не меньше — мундштуком, лежащая поперёк массивной пепельницы.
Подхожу, делаю книксен, опускаю глаза и начинаю извинительную речь:
— Добрый день, сударыня. Меня зовут Роксана Верхосвятская. Мы с бабушкой отдыхаем в поместье Романовских. Поехали на прогулку, видами полюбоваться. А мой пёс убежал. Я за ним… и вот… Простите, я не хотела нарушить ваш покой. Мы сейчас уйдём.
Сказав это, я заозиралась в поисках Дружка, но его нигде не было видно. Вот кто так охраняет?
— Роксана? Красивое имя. Хорошо, что ты сюда забрела, девочка. Ты же ведьма? — женщина взяла в руки трубку и затянулась. В глубине чаши, куда набивают табак, замерцали красные огоньки.
— Нет, что вы! Я ведунья… — отступила на шаг и отмахнулась от струи ароматного дыма, выпущенного в мою сторону странной особой.
— Другая сторона одной монеты, — собеседница слегка отклонила голову, и тень от шляпы приподнялась, позволив увидеть острый подбородок и узкие губы.
Передо мной сидела старуха. Хоть её голос не дребезжал, но плотная сеть морщин, изрезавших лицо, говорила о немалом возрасте.
— Сядь, Роксана, — старуха махнула рукой, и плотный поток воздуха уронил меня в такое же плетёное кресло, в каком восседала она сама. — Сядь и послушай. Ты смогла войти сюда только потому, что в тебе есть сильный дар ведовства. Иначе ни стены, ни ворота, ни калитка тебя бы не пропустили. Плохо, что ты такая юная, но выбора у меня нет. Затянись-ка!