Роксана. Детство

А ближе к пенсии потянуло их к земле. Благо к тому времени стали участки садовые выделять. И так дед втянулся, что на своих шести сотках обустроил чудо-сад. Меня каждое лето за уже свершённые и авансом за будущие заслуги отправляли в Куйбышев на воспитание. Дед, получивший в полное пользование свободные уши, с утра до ночи таскал меня за собой по саду в качестве ассистента «подай-принеси» и рассказывал-рассказывал-рассказывал о том, что и как растёт, какое растение какого ухода требует. Кажется, после девяти лет дачных каникул я легко могла сдавать зачёты и практикумы на факультете садоводства в Тимирязевской академии. Дед очень серьёзно и ответственно подходил к вопросам ухода за любимым детищем. Выписывал журналы, переписывался с растениеводческими станциями и селекционерами, вёл дневники наблюдений. Этим он напоминал мне папеньку Роксаны. Правда, не был таким эгоистичным и отстранённым, как Пётр Андреевич.

И теперь, когда уважаемый Абяз пытается лапшу на уши вешать, мне трудно удержаться от смеха. Управляющий недоумённо хлопал длинными густыми ресницами — мне бы такие! — и чувствовал себя крайне неловко. Я же продолжила:

— Вон те деревья осенью обязательно спилить и выкорчевать надо, чтобы из старой древесины вредители на молодые саженцы не перебрались…

— Я их хорошо проморил. Нет там никакой заразы, — наконец-то опомнился хитрец.

— Отлично. Но теперь, когда маскировка больше не нужна, их следует убрать. Согласны? — Дядька кивнул. — Вот и отлично. Это же яблони? Какие здесь сорта посажены?

Глафира явно заскучала, присела на лавочку, удобно пристроенную в тени, и с интересом рассматривала пейзаж. И когда я, обговорив с управляющим основные вопросы, присела рядом, заявила:

— Всё же чудесные здесь места. Благодатные, — я согласно кивнула. А бабушка после едва заметной паузы со вздохом добавила: — Петрушу бы сюда. Ему бы тоже понравилось…

Меня от возмущения даже подкинуло, и я, не задумываясь о последствиях, закричала:

— Нет! Ни за что!

Но видя, как повлажнели глаза и изогнулись губы опекунши, подбежала, обняла за шею и горячо зашептала:

— Ба! Да разве ему там плохо? Дом обустроенный, лаборатория и оранжерея, поле для опытов и Марфа для руководства людьми. Представь, что ему всё сызнова начинать придётся, — женщина, не принимая моих доводов, вздохнула. Тогда я перешла к более веским аргументам: — А мы? Мы с тобой опять будем непонятно кто и зачем?

Глафира вновь вздохнула, но уже иначе.

Первые три недели после возвращения из тюрьмы папенька был тише воды ниже травы. Благодарил неустанно за каждую мелочь. Потом пообжился. Самому сходить на кухню за чашкой чая вдруг стало не по статусу. Еда излишне проста, выпечка не такая, колбасы бы и вина к обеду. Потом у Петра Андреевича режим сбился. Он мог чуть ли не полночи сидеть в лаборатории, а потом ввалиться в дом, хлопая дверью и гремя посудой на кухне. Помощникам запретил садиться за стол, «ибо непонятно, кто и что они такое».

Я спросила у Глафиры, что это за беспредел, но женщина только плечами пожала:

— Петрушенька всегда несдержанным был.

И сейчас она хочет в наш личный рай призвать это чудовище? Только через мой труп!

— Ба, прости, за то, что скажу сейчас… Это мой дом. Да, я ещё не вошла в возраст совершеннолетия и не могу полноправно распоряжаться имуществом. Но ты давно убедилась, что под покровительством святой Роксаны я не веду себя как несмышлёный ребёнок, а отвечаю за собственные слова и поступки, с удовольствием учусь всему, что мне предлагаешь ты и другие наставники, — женщина согласно кивнула. — Поверь, то, что я тебе сейчас скажу, не каприз: сделай выбор. Хочешь нянчить папеньку? Возвращайся в деревню и угождай ему во всех прихотях. Хочешь жить в радости и удовольствии? Останься со мной. Мне будет без тебя плохо — я очень тебя люблю — но жить с отцом я не стану. Если он здесь появится — подожгу виллу, сбегу, буду бродяжничать, но жить рядом с ним не стану. Это мой дом.

Речь моя была сумбурной и эмоциональной, я всё время дёргала бабушку за руку, заглядывала ей в глаза, сглатывала ком в горле, прикусывала губу, чтобы не зареветь. Выходило по-детски, но я никак не могла собраться, чтобы привести веские аргументы в пользу того, что нам надо жить отдельно. Вдруг меня осенило, и я спросила:

— Ба, а представь, он женится?

Не сказала больше ни слова и отошла, давая время и пространство, — пусть думает.

Глава 14

Уж не знаю, что за картинки представила себе Глафира — может быть, сказку о злой мачехе, сживающей сиротку со свету, вспомнила, может ещё что, но с того дня о совместном проживании с папенькой она больше не заговаривала. Нашла себе дело и погрузилась в него с головой.

Тщательная ревизия дома с попутной уборкой занимала всё время опекунши. Целыми днями они с Надией и тремя приглашёнными девушками разбирали шкафы и сундуки. Проветривали вещи, выбивали пыль, при необходимости стирали и чинили, сверяли со списками, отмечали недостающее.