Как раз там и прошла следующая моя инициация. Старик в хламиде до пят, подпоясанный вышитым кушаком, поманил за собой. Я, словно опоили чем, послушно пошла за ним. Путаный коридор с множеством поворотов, скрипучая дверь, тёмная комната с лавкой у стены. Прошла, села, и всё… Ничего больше не помню. Вернее, то, что помню иначе как бредом назвать нельзя. Странные лики, глухие монотонные звуки не то молитвы, не то песнопения, яркий свет, сменяющийся густой тьмой, и забытьё.
Пришла в себя, стоя у входа в храм, вдыхая свежий прохладный воздух и не понимая, как я здесь очутилась. Самым удивительным было то, что никто из моих сопровождающих не заметил моего отсутствия. Глафира, встретив меня у входа, спокойно спросила:
— Нагулялась? — удовлетворившись моим кивком, подхватила меня под руку, и мы пошли к повозке.
Но ночью поднялась температура, и я три дня провалялась с жаром почти в беспамятстве. Вновь перед внутренним взором мелькали те самые лики, а в ушах повторно звучали странные молитвы.
Прасковью, которой со дня на день было рожать, ко мне никто не пустил. Они с Константином после скромного венчания жили в Рыбачьем и с нетерпением ждали прибавления в семье.
Позвали Амину. Как знахарка с первого взгляда поняла моё состояние, я не знаю. Но она выгнала из комнаты всех, распахнула окна, впуская свежий воздух, позвала Акима, и они вдвоём принялись меня выхаживать. Чем-то поили, что-то втирали в ладони и ступни, какие-то слова шептали с двух сторон.
На четвёртый день я проснулась, чувствуя себя лёгкой, как белое облако, пролетавшее над морем в ярко-голубом небе. Амина спала на моём необъятном ложе в ногах. Услышав, что я пошевелилась, мгновенно проснулась, поднялась и протянула чашку с питьём. Которое я, несмотря на неприятный вкус, выпила до дна — жажда мучала страшно.
— Вторая ступень ведовства пройдена, — без предисловий и объяснений сказала знахарка. — Третья будет, когда мужчину познаешь.
— И снова вот так валяться в беспамятстве стану? — прохрипела я. — Дай ещё попить.
— Как будет — это от тебя зависит. Если мужчина будет люб и желанный, то даже не заметишь. А коли нет, вновь болеть станешь… Заранее позови знахарку или ведунью. Целители тебе мало помогут.
— Но инициация в любом случае будет? — на всякий случай уточнила я.
Амина кивнула и, не слушая мои благодарности, засобиралась домой.
— Устала сильно. Скоро Прасковье рожать, отдохнуть надо.
Глафира с графом подумали, что я простудилась, и вновь назначили мне облегчённый режим дня: бегать нельзя — только гулять; лабораторию заперли на ключ — музицируй, читай, беседуй, размышляй; лошадку навещать можно, но и только — никаких скачек.
А через неделю пришло известие, что в семье Франк родилась очаровательная девочка, которую нарекли Марией. Рид приезжал к новорождённой и одарил благословением Триединого. Крёстные матери и отцы в этом мире не были приняты, как и пышные чествования новорождённых. Мы послали родителям Машеньки подарки: от Глафиры чудный белоснежный комплект, лично связанный княгиней, от графа малюсенькие серебряные серьги, а я вложила в коробку артефакт от насекомых. Чтобы малышку не кусали комары, не кружили над ней мухи и не пробрались в колыбельку муравьи.
Вот так чудно и безмятежно жили-не тужили — и вдруг османская флотилия, как и предвещал Константин Васильевич в подслушанном мною разговоре, появилась у брегов Гиримского полуострова, перепугав мирное население и мою бабушку Глафиру.
Глава 2
Как ни странно, но на сей раз письмо Великого Князя было серьёзным и адресовано не мне, а отставному действительному статскому советнику коллегии иностранных дел графу Горонцову.
Николай Иванович аккуратно разрезал край конверта тонким костяным стилетом, достал лист дорогой гербовой бумаги, увенчанный замысловатыми вензелями, и, надев очки, пробежал глазами послание. Потом закусил губу и вперился взглядом в морской пейзаж.
Откуда в нашей семье появилась эта привычка — в затруднительных ситуациях смотреть на море — я не знаю, но и Глафира, и я, и присоединившийся к нам граф в сложных или неловких ситуациях направляли взгляд в сторону водного простора, расстилавшегося за скалами, что обрамляли нашу бухту.
— Друг мой, что-то случилось? — Глафира чётко научилась отслеживать настроение мужа и никогда не была равнодушна к печали или расстройству любимого.
— Случилось… — дед протянул ей письмо. А мне просто передал краткое содержание. — Приказано срочно переехать в Москаград.
— Но ты же уже не служишь, — начала было я, но под строгим взглядом графа умолкла.
Всё верно: приказ Императора для всех подданных, в каких бы статусах, титулах и рангах они ни были — всегда приказ.
Глафира же, прочитав письмо, кажется, выдохнула облегчённо. И, сдерживая радость, сказала:
— Пойду собираться.
А я, некоторое время сосредоточенно покусав сгиб указательного пальца, бросилась в кабинет писать письма.