Рокси

— Ты знал?

— Если бы знал, я б тебе сказал, — отвечает Рики. — Впрочем, я догадывался. Жаль, что все так обвернулось. — Помолчав, он добавляет: — Кроме того, любой, кто использует в разговоре слова типа «жовиальный», не стоит того, чтобы иметь с ним дело.

— Ты слышал, да?

Рики хохочет.

Дело в том, что между раздирающими Айзека эмоциями — гневе, униженности, чувстве, что его предали, — есть некая соединительная ткань, в существовании которой он едва может признаться себе самому. Облегчение. Как бы Айзек ни жалел о случившемся, какая-то его часть чувствует облегчение.

— Знаешь, — говорит Рики, — если вы хорошо смотритесь вместе, это еще не значит, что вы подходите друг другу.

Айзек кивает, затем выуживает из кармана таблетку и бросает ее в рот, даже не задумываясь об этом. Но Рики обращает внимание.

— Что это?

— Да так, ибупрофен, — отвечает Айзек. — Восемьсот миллиграмм.

Ложь для него теперь так естественна, что он ее даже не замечает.

22 Куда уход Я т товарные поез Д а

РОКСИ

Благодаря мне худшие дни Айзека позади. Хотя его машина все еще в ремонте, физически он более мобилен. Он не боится, что его толкнут, его шея теперь не напрягается от усилия поддерживать плечо. А поскольку Шелби сошла со сцены, между нами больше ничто не стоит.

— Она была пустой тратой времени и энергетическим вампиром, — говорю я ему.

— Я знаю, знаю, — отвечает он. — Все равно это очень тяжело.

Мы сидим на виадуке над железной дорогой. Это особое место. Айзек приходит сюда, когда ему нужно обдумать что-то важное. Болтая ногами, мы смотрим на проходящий внизу поезд. Покрытые сажей тепловозы тянут бесконечный ряд старых, ржавых грузовых вагонов. У Айзека с собой тяжелый рюкзак, набитый всякой всячиной, связанной с Шелби. Это в буквальном смысле багаж, от которого он жаждет избавиться. Но в то время как он оплакивает свою потерю, во мне бурлит возбуждение, заставляющее меня чувствовать все по-новому.

— Смотри — вон там, — указываю я, — едет угольный вагон с открытым верхом. Швырни в него свое барахло, и пусть поезд унесет его туда, куда идут товарные поезда.

Я ласкаю его плечо гораздо искуснее, чем Дилли. Мой массаж прогоняет боль. Айзек — раненый воин. Он думал, что неуязвим, но сейчас даже сама броня его ноет. Я должна быть осторожной. Я должна быть искренней. Он откидывает голову назад, и я щекочу кончиками пальцев его кожу под волосами, зажигая своим прикосновением миллиарды нейронов. Он наслаждается, и мне это очень важно. Его удовольствие становится моим.

Момент проходит, но мы все еще соприкасаемся. Между нами по-прежнему есть связь. Угольный вагон проезжает мимо, но Айзек не бросает туда рюкзак и не вываливает его содержимое. Вместо этого он встает, и мы покидаем это особое место — место утешения, которое сегодня утешения не принесло.

— Я мог бы просто прыгнуть в поезд и уехать… — размышляет он вслух по дороге к ближайшей автобусной остановке. — Тогда не нужно было бы думать о школе, о Шелби и Чете… или о колледже. Столько всего сразу навалилось…

— Так сделай это! — подначиваю я. — Прыгай в поезд. Я не стану тебя удерживать.

— Ты поедешь со мной?

— Конечно, Айзек. Я здесь ради тебя. Я никогда тебя не покину.

Обещания для меня плевое дело, я даю и нарушаю их с легкостью. Но на этот раз все по-другому. На этот раз я говорю то, что думаю. И это пугает меня в той же мере, в какой и радует. Я всегда была расчетливой. Заучила наизусть каждую фразу и всегда точно знаю, какую из них произнести, чтобы получить нужный результат. Знаю, какое выражение состроить на лице в ответственный момент. Я перецеловала тысячи мишеней и всех в себя влюбила. Но с Айзеком все так ново! А что если наш поезд-неизвестно-куда вдруг сойдет с рельсов?

Мы срезаем путь через стройку, не слишком тщательно огороженную. Там и сям в бетонных тенях строящегося акведука видны следы пребывания бродяг, но сейчас здесь никого нет. Опасное место. И возбуждающее. У меня рождается идея.

— Открой рюкзак, — прошу я, но Айзек колеблется.

— Я хочу поскорее домой, — говорит он. — Не нравится мне эта часть города. Бывший бойфренд Айви живет где-то здесь.

Но я настаиваю:

— Мы ненадолго. Тебе нужно кое-что сделать, причем до того, как ты вернешься домой. Ты знаешь это так же хорошо, как и я.

Он кивает. Еще бы ему не знать. Открывает рюкзак и принимается вытаскивать из него вещи. Открытку на день рождения. Анимешного болванчика. Любимую книгу Шелби. Мягкую игрушку — слона, потому что Шелби помешалась на слонах после поездки на сафари. Айзек складывает все это в кучу и глубоко вздыхает.

— Не хочу я это делать, — говорит он.

— Если ты не хочешь это делать, то зачем взял с собой жидкость для розжига?

Он достает брызгалку, которую утащил с домашнего барбекю.

— Ну и как, по-твоему, я должен ее поджечь?

— Пошарь в заднем кармане.

Он шарит и вытаскивает оттуда зажигалку. Это зажигалка его сестры, с помощью которой она разжигает свой бонг[33]. Айзек усмехается.

— Хм, и как она сюда попала? — Как будто не положил ее туда сам.