Роксолана

Но еще не пришло время говорить о тайных планах и намерениях Роксоланы, потому что их у нее пока не было. Еще не посеял грех в ее чистой душе ни мрачных планов, ни тайных дел, и была она вся словно чайка, звонким криком приветствующая восходящее солнце.

* * *

На следующий день с самого полудня бывшие хозяева Настуси сидели на постоялом дворе близ рынка в ожидании возвращения генуэзца, который отправился к султанскому дворцу, чтобы разведать, что сталось с их бывшей невольницей. Уже начало смеркаться, когда скрипнула входная дверь и появился генуэзец. Он был бледен как смерть и тяжело дышал.

– Что с тобой? – воскликнул армянин, едва тот вошел.

– Немедленно бежим! – едва смог произнести генуэзец.

– Почему? Куда? – градом посыпались вопросы. – Что случилось, говори толком!

– Прихожу я в султанский сераль… Сую бакшиш стражнику… Впускает… Добираюсь аж до самого заместителя кизляр-аги… А во сколько мне это обошлось!.. Господь на небесах знает, а вы все равно не поверите!..

– Да будет тебе о деньгах! Говори, что дальше?

– Говорю заместителю кизляр-аги: нельзя ли повидаться с одной невольницей из земли руссов, с Роксоланой Хуррем, проданной тогда-то и тогда-то для службы в султанском дворце?..

– А он? – нетерпеливо прервал армянин. Турок Ибрагим все это время сидел спокойно, но слушал очень внимательно.

– «Что?! – говорит, а сам уже спрятал деньги. – Да ты, случайно, не спятил?»

– А ты ему что?

– А я и говорю: «С чего бы это? Это моя бывшая невольница, я должен ей кое-что передать – и на словах, и просто так. Обычное дело, вы же знаете…»

– А он что?

– А он в ответ: ничего, мол, ей не требуется!.. «Как это не требуется?» – спрашиваю. А он и говорит мне: «Вот что, почтенный, уноси-ка ты ноги отсюда, пока жив и здоров. Не приведи Аллах, подслушают нас, и наутро оба будем сверху любоваться на тех, кто проходит через Баб-и-Хумаюн!.. Не сегодня-завтра, – говорит, – состоится ее свадьба с падишахом, а тот, кто нынче желает повидаться с Роксоланой Хуррем, – просто безумец»…

Все присутствующие вскочили с мест от удивления. На сей раз даже почтенный Ибрагим отверз уста и сурово признес:

– Не шути с такими вещами!

– Я тоже решил сперва, что этот чиновник шутит. Пока он не сказал: «Тише, почтенный, тише… Бакшиш твой я тебе верну, и ступай себе туда, откуда явился. Не хочу я лишних хлопот!..» И как сказал он, что вернет бакшиш, тут я и понял – дело совсем нешуточное. Повторять мне не потребовалось, оттого я не пошел, а помчался во весь дух… Ох, боюсь, не накликать бы нам беду! Не все у нас с ней было ладно. И если она теперь шепнет словечко султану, худо нам придется!..

– Выезжаем этой же ночью! – засуетился армянин.

– Погоди, это еще не все!.. Бегу я сюда и вижу: около главной мечети султанские сипахи лупят в большие тулумбасы[97]… Люди сбегаются… Подхожу и слышу – сипахи кричат: «А ежели кто знает, где находится Абдулла из Кафы, учитель Корана в одной из школ невольниц… и не сообщит об этом высоким властям падишаха… тот лишится языка… и живьем будет колесован над огнем… до самого смертного пота!..»

– Вот так история! – прошептал перепуганный армянин, бледнея как мел. На лбу у него выступила испарина. В комнате повисло молчание. Спустя некоторое время армянин проговорил: – Ва-ва! И сомневаться не приходится – нас уже ищут…

Купцы оцепенели. И снова заговорил армянин:

– А разве я не советовал продать ее еще в Крыму?

Ему никто не ответил. А спустя минуту подал голос старый Ибрагим:

– От ясных очей десятого султана Османов – да живет он вечно! – ничто не укроется. Пойду во дворец и скажу, где находится Абдулла.

– А если не вернешься?

– За все хвала Аллаху, милостивому и милосердному в Судный день! – благочестиво ответил Ибрагим словами из Корана и неторопливо вышел из комнаты.

Спустя короткое время сипахи уже вели его в султанский сераль. А те, кто остался на постоялом дворе, провожали его взглядами в таком страхе и трепете, какого не знавали еще никогда.

* * *

И снова прошел день. Вечером на аудиенции у султана присутствовал муфтий Кемаль-паша, ученейший из ученых, равных которому не было в толковании заветов Пророка. Прибыл он, опираясь на трость, сгорбленный, но бодрый духом, со снежно-белой бородой и в зеленом одеянии, до того вылинявшем от давности, что при входе только что сменившаяся султанская стража едва не вытолкала его взашей, приняв за попрошайку. На это муфтий усмехнулся и сказал, что не своей волей сюда явился, а сам султан призвал его. Прибежал начальник стражи и самолично ввел в палаты великого мудреца, о котором говорили, что с его кончиной сойдут во гроб все науки.

О чем говорил с султаном престарелый мудрец, не узнал никто, пока мягкие и белые ручки Настуси не начали кромсать на части великую и могущественную державу падишаха, распростершуюся на три части света…

Но до того времени еще не раз предстояло раскрыться и опасть красным цветкам персиковых деревьев, а голубям – вывести птенцов в своих гнездах.

Глава XI Первое паломничество Роксоланы