Роксолана: королева Востока

И тихо остановился почти около самых дверей ясной комнаты Эль Хюррем.

Его возлюбленная, видимо, ждала его стоя. Но это была уже совсем не та, с которой он недавно говорил. Так глубоко она изменилась… С минуту молодой султан не мог понять, что с ней произошло. Наконец, он стал помалу осознавать свои впечатления.

Первым, очень сильным, стал ее поклон — ровный, спокойный и почтительный. Так же кланялся только один человек, которого он до сих пор знал: его молодая мать, которую султан очень уважал. Он непроизвольно снова сравнил их в душе. И снова казалось ему, что у нее есть нечто общее с его матерью.

Другим сильным впечатлением стала одежда Эль Хюррем. Это уже не было серое облачение невольницы, что скрывает красоту тела. Через тонкий как снег белый муслин виднелось ее молодое розовое тело, наполовину скрытое и прекрасное, как весенняя земля, что родит ароматные цветы. Накинутый на плечи плащ из темных фараров, подбитый дорогим адамашком, спадал до ее небольших стоп, обутых в туфли из белого шелка. На груди у нее красовалось ожерелье из белых матовых жемчугов, а поверх золотых волос был надет белый шелковый тюрбан на турецкий манер. На нем сиял огненный камень. Она смотрелась как настоящая султанша…

Но самое сильное впечатление произвела она сама: ее большие спокойные глаза, почти неподвижное спокойное лицо и вся ее поза. Что-то теплое и очень живое отражалось в ее глазах. Во взгляде читалась какая-то мысль, так оживлявшая ее лицо, как камень оживлял вид ее тюрбана. Молодой султан любовным инстинктом понял, что это новая мысль обновила ее, и что этой мысли у нее подчинено все: каждая деталь одежды и украшений, каждое движение, все ее ощущения и раздумья. «Не отпечаток ли это любви… ко мне?», — подумал он на секунду и дрожь как ток прошла по его телу. Он почувствовал себя больше и сильнее, будто что-то придало ему сил. Так он себя чувствовал, только находясь в покоях матери. Но сейчас ощущение было сильнее, приятнее и беспокоило его возможностью утраты.

Все это вместе расшевелило мысли и ум падишаха и выкристализовало в нем одну-единственную мысль, а может, ощущение: «Она должна быть моей женой!..»

Ему вспомнились слова Кизляр-Аги о том, что благословенная Хюррем в новом платье выглядит как розовое солнце в цветах жасмина. Он был благодарен ему за высокую оценку своей возлюбленной. Да, она действительно смотрелась как нежно-розовое солнце, восходящее ранним утром среди белой мглы небесных шелков. В душе молодого Сулеймана зарделось новое утро жизни.

Все время ее глаза были скромно опущены. Ей необязательно было смотреть на него — женский инстинкт подсказывал, что в нем творится. Она лишь спокойно ждала, что он скажет.

Молодой Сулейман, совладав с первыми впечатлениями, сказал:

— Ты уже собралась к выходу?

— Да. Может быть, пойдем в парк?

Она будто говорила: «Идем в парк!». Будь это на самом деле, он бы ответил: «Нет, останемся тут». Но она лишь спрашивала о том, пойдут ли они в парк. Он ответил:

— Пойдем, очень тебя прошу. Там и правда очень красиво.

Она открыла ему двери, как тогда, когда была служанкой одной из его одалисок… Такая скромность изумила и обеспокоила его. Он шел около нее коридорами дворца так, будто здешним повелителем был не он, а она. И шел он так неслучайно — сознательно. Он получал какое-то странное удовольствие от удивленных взглядов евнухов, невольниц и молодых одалисок, что нарочно вышли из комнат… Они все заметили и кланялись скорее ей, чем ему, господину трех частей света! Он расценил это как дань своей любви к ней. Хюррем охотнее отвечала на поклоны слуг и невольниц, чем на приветствия его женщин.

Во всем султанском дворце уже не было никого, кто не слышал, что будет новая султанша Мисафир, могущественнейшая из всех.

* * *

Покинув палаты, молодая невольница почувствовала себя свободнее в большом парке, что тянулся прямо до Мраморного моря. Она понимала, что сейчас начнется игра, которая решит, оставаться ли ей невольницей или быть самой могущесвенной правительницей в мире.

Тишина царила в величавом парке падишаха. Прекрасная тишина ночи в Дери-Сеадети. Над верхушками вековых деревьев тихо плыл в безбрежную даль месяц по синему небу. Ясно светил Млечный путь, напоминавший серебряную шаль, сотканную из миллионов рассыпанных жемчужин и святоивановских светлячков.

Молодая Эль-Хюррем обратилась к небу, к Богоматери Привратнице. Снова, в последний раз вспомнила она свободу. Вспомнила 14 больших ворот Стамбула и думала, какой она хотела бы уехать в родной край. Из семи ворот выходит войско падишаха: для обычных смертных они закрыты. А для нее? В воображении закрылись и другие семь ворот Царьграда… Она посмотрела на цветы и на свое платье, что было прекраснее их. Впервые она ощутила порыв благодарности к молодому Сулейману.

Она сорвала соцветие жасмина и протянула его своему молодому спутнику, тихо сказав:

— Спасибо тебе за новый наряд. Он прекрасен!.. Так приятно хотя бы ненадолго носить красивую одежду…

— Почему ненадолго? — спросил он, взглядом благодаря ее за цветы.