Роксолана: королева Востока

— О высокий паша, султан Сулейман! Тут произошло чрезвычайное происшествие и гадание должно было прекратиться. Та, что предсказывала судьбу прекрасной госпоже, уже встречала ее в жизни, гадала ей, и первое предсказание уже сбылось! В этом случае нельзя гадать для человека снова и нельзя принимать ничего в дар всему табору, разве что корм для скотины…

Когда он говорил это, взволнованные цыгане и цыганки медленно приближались и неохотно клали вокруг кареты золото, полученное от султанши.

Султан не ответил ни слова, только тихо сказал что-то одному из сторонников.

Скоро цыганам выдали сечку, сено и овес для коней, а султан с женой въехали в королевский замок и остановились в нем на ночлег.

Когда они оказались на высоком дворе замка, она, взволнованная приключением, несмело сказала мужу, что, видимо, в третий раз станет матерью.

Он улыбнулся и сказал:

— Если будет сын…

— То ты дашь ему имя, — закончила она.

— А если будет дочь?

— То ее имя будет Мирмаг (Лунный Свет), — ответила она, — ибо загадка того света, о котором мне рассказывал Кассим в Стамбуле, придала мне силы под Веной не пустить тебя в бой.

Через минуту она добавила:

— Видишь, из-за тебя я упала с коня, а тебе, может быть, и жизнь спасла.

Султан весело усмехнулся и ответил:

— Если я ничего не путаю, то выходит, что как раз я из-за тебя упал с коня и даже вывихнул руку в решающий момент. Но может быть, это и к лучшему.

— Ты еще можешь сомневаться, к лучшему ли? — спросила она.

— О нет, я не сомневаюсь, — ответил Сулейман, который так любил свою жену, что помимо своей воли и вопреки собственной непреклонности уступал ей. И всегда был рад тому, что уступал.

— Что же ты сразу так не говоришь? — сказала она обрадованно.

— Поверь мне, что я сильно обрадован тем, что только я вывихнул себе руку, — ответил он.

— А мне больше всего понравилось как мы, вместе двигаясь на Вену, видели с холмов вдоль дороги, как убегали от тебя немецкие отряды. Словно птицы перед бурей!

Он видел ее невнимание к его неудачам и радость от проявлений его силы. Он чувствовал любовь ее и был счастлив.

— А ты знаешь, — спросила она, — почему цыганка прервала свое гадание?

Любопытство сверкнуло в его глазах. Сулейман стал серьезнее и сказал:

— Может, потому, что будущее тебе предсказывает сам Аллах?

— Да свершится воля Его! — ответила она так искренне, будто на минуту блеснула в ней старая вера.

И вместе они вошли в прекрасные покои замка.

Муэдзины начали петь пятый азан на вершинах стройных минаретов. На Дунай легла прекрасная тишина ночи, и птицы умолкли в густых зарослях.

Сулейман Великий с женой в молитве опустился на колени. Оба они обратились к Мекке.

Оба молились Богу о жизни, что была еще впереди, об удивительной жизни.

XVIII. Хадж Роксоланы

Хвала единому Богу! Нет Бога Кроме Аллаха! Он вечен и нет ничего равного Ему ни на небе, ни на земле. Он создал небо и землю и установил смену света и тьмы.

Хвала и слава Ему, проводящему всех правоверных в святая святых!

Наступило время, когда первенец Сулеймана, Мустафа, созрел, как побег винограда… Созрели и намерения султанши.

В пятницу, день, благословленный Аллахом, отплыла хасеки Хюррем из Стамбула в Египет с сыном Селимом и дочерью Мирмаг на корабле, чтобы отправиться в хадж — священное паломничество в Мекку, к гробу Пророка. Она нарочно выбрала этот путь, чтобы обойти Иерусалим и святую христианскую землю, где родился, страдал и погиб на кресте удивительный христианский Бог. Султанша на хотела ступать на эту землю до тех пор, пока не помолится у гроба Пророка. И все правоверные мусульмане хвалили разум и набожность ее.

В Египте она должна была дождаться своего мужа, который хотел отправиться в хадж вместе с ней, но его задержали важные дела в Стамбуле. Если бы Сулейман не мог прибыть в назначенный срок, она получила бы разрешение ехать без него, что и произошло. В Каире для нее снарядили большой караван с паломниками из султанской стражи. И она двинулась на Восток, чтобы сначала взглянуть на Синайские горы.

Уже за Суэцким перешейком дромадер султанши почуял воды оазиса и сам побежал во весь опор.

Солнце начало помалу садиться. А мертвая песчаная пустыня начала как раз в это время светиться таким богатством красок, какого она еще не видела в жизни. Острые, словно разорванные силуэты горных цепей на Востоке играли всеми красками от фиолетовой до красно-пурпурной. В этот самый час зелень долин словно замерла в матовом отблеске и стала неподвижной, почти мертвой.