Роксолана. Роковая любовь Сулеймана Великолепного

— А какие слова знает он! — захлебывалась от восторга Гульфем. — Ты не поверишь никогда! Говорит: «Я хотел бы оттянуть глаза от твоей прелести, а они не хотят, влекутся к тебе, цепями красоты притянутые». Слыхивала ли ты когда-нибудь такое? А о моем теле! «Красота твоего тела, говорит, состязается с луговыми цветами. Цветом нарцисса блистает твое лицо, говорит, розы распускаются на твоих щеках, говорит, фиалками сияют лучи твоих очей, говорит, кудрявые волосы вьются сильнее плюща, говорит. И не женщина, ты, говорит, а огонь в его очищенном виде». Не знаю, чем и угодить, чем отблагодарить за такую ласку его величество!

— Ты же отплачиваешь своим телом, — насилу сдерживая отвращение, тихо проговорила Роксолана.

— Ох, что мое тело! Он сказал: в теле может быть возвышенность, но нет величия. Я хочу величия для него.

— Имеет величие без тебя.

— Но я хочу подарить тоже. Уже договорилась с Коджей Синаном, чтобы он, не разглашая об этом, начал ставить на мои деньги большую джамию в Ускюдаре. Это будет самая прекрасная джамия в Стамбуле. Джамия любви. Я назову ее именем падишаха, не сказав ему. Чтобы было неожиданностью. Что ты скажешь на это, Хуррем? Никто не додумался до такого. Я первая!

— Это благочестиво, — слабо улыбнулась Роксолана. — Да поможет тебе аллах! Но где ты возьмешь столько денег? Ты знаешь, сколько надо на джамию?

— Повелитель щедр безмерно! Он осыпает меня золотом всякий раз. Я буду собирать. Я хочу собрать…

«Хочу собрать» — от этого хотелось расхохотаться. Эта глупая одалиска даже не представляет, какую петлю она набрасывает себе на шею. Где она сможет взять столько денег? Разве что станет султаншей? Но и то понадобились бы целые годы. Ведь сокровищница не открывается даже для султанши.

— Может, я скоро умру, — сказала Роксолана медленно, — но я хотела бы помочь тебе в этом святом деле. Примешь от меня мое приношение на твою джамию?

— О ваше величество! Пусть дарует вам аллах здоровье и радость для очей! Я стану молиться о вас денно и нощно! Вы такая добрая, такая щедрая!

Добрая или щедрая! За деньги и за обещание вскоре умереть можно купить хотя бы неискреннюю почтительность. И снова станут называть тебя султаншей и величеством. Роксолана поглядела вслед Гульфети с грустью и ненавистью. На кого променял ее султан? Здоровая и глупая телка — и больше ничего. Проклятые самцы!

Через несколько дней призвала к себе Кинату. Не видела одалиску давно, но та не изменилась. Такая же веселая, беззаботная, молодая и глупая, как и Гульфем. Белое, сладкое, как халва, тело так и стонало без мужских объятий.

— Слышала о Гульфем, Кината?

— О боже! — всплеснула та руками. — Моя султанша, эта лахудра вознамерилась заменить вас не только в султановой постели, но и на троне! Слыхано ли такое? Похваляется, что падишах будет держать ее возле себя, пока она не принесет ему наследника, наплодит сыновей, как вы, ваше величество! А эта толстозадая ведь бесплодна, как трухлявый пень. Все это знают, знает и она, теперь молится аллаху, чтобы послал плодовитость ее холодному лону, хочет строить мечеть, — а не поможет ведь никто, ничто и никогда. Пусть бы даже вышла за врата Баб и-Хумаюн и припала к ногам бесстыжего деда Химет-деде, что сидит там под чинарой и проделывает мерзкие вещи со всеми стамбульскими девками, которые хотят понести.

— Счастье, когда женщина во всем остается женщиной, правда же, Кината?

— О боже!

— Ты такая же настоящая женщина, Кината, как и я, не то что эта ленивая Гульфем. Правда же?

— О боже, ваше величество!..

— А ты, Кината, хотела бы попасть на священное ложе?

— Я? О боже! Моя султанша! Кто же в гареме не хотел бы? Но как, как? Об этом даже страшно и подумать…

— А если я подумаю за тебя?

— Вы? О боже!

— Купишь это право.

— Куплю? У кого?

— У Гульфем.

— У Гульфем? Как? За что?

— За деньги. Она нуждается теперь в больших деньгах, а их у нее пока нет, да и вряд ли будут. Нужно помочь ей. А она пусть поможет тебе. Я дам тебе денег, а ты предложи их Гульфем за право пойти к султану.

— О боже! Моя султанша!

Кината упала у постели, схватила руку Роксоланы, целовала ее, обливала слезами растроганности и радости.

— Встань и отпусти мою руку, если не хочешь ее оторвать. Видишь, как я слаба. Возьми вон там кожаный мешочек с дукатами. Хватит тебе откупить у Гульфем не одну ночь.

— А султан? Ваше величество, что скажет султан?

— Это уже зависит от тебя.

— О боже!

Когда в одну из ночей молчаливый кизляр-ага впустил в султанову ложницу белотелую Кинату, Сулейман чуть не бросился на одалиску с ножом.

— Как ты сюда попала? — хмуро спросил он, отступая от нее в темноту, словно бы и впрямь остерегался сам себя.

Кината упала на ковер.

— Мой султан, я умолила Гульфем уступить мне эту радость.

— Как ты сюда попала, спрашиваю?

— Я купила эту ночь у Гульфем.

— Купила? — Султан хлопнул в ладоши, кизляр-ага возник в ложнице, как дух. — Повтори, что ты сказала, — велел Сулейман Кинате.

— Я купила эту ночь у Гульфем.

— Слышал? — поднял глаза султан на боснийца. — Твоего султана продают, как мешок шерсти. Как поступают с теми, кто продает султана?