Роксолана. В гареме Сулеймана Великолепного

Проходили недели за неделями, а твердыня стояла. Горстка рыцарей не поддавалась сотням тысяч султанского войска. Уже против каждого камня Мустафа-паша выставил не по одному воину, а по двадцать, но крепость не сдавалась. Огромный флот Сулеймана не мог пробиться в Родосскую гавань, самые крупные султанские пушки не могли разбить камни твердыни, волны приступов разбивались кровавыми брызгами, войско задыхалось от грязи и нечистот, выраставших вокруг него целыми горами, от палящего солнца не спасал даже морской бриз; принесенная одним из кораблей из Стамбула чума ежедневно собирала еще более страшный урожай, чем кровавая смерть на стенах крепости, тяжкая подавленность завладела Сулейманом, видевшим, что его намерения кончаются здесь так же бесславно, как закончились когда-то и попытки великого Фатиха.

Султан отстранил Мустафа-пашу от должности сераскера, заменив его хвастливым Ахмед-пашой. Мустафа-паша был поставлен перед диваном с нацепленной ему на шею саблей. Адмирал Курдоглу, связанный, был высечен на палубе, как мелкий воришка. Гнев падишаха упал и на нового румелийского беглербега Аяс-пашу, человека храброго, но весьма глупого, малой памяти, природа не наделила его умением хорошо говорить, а читать и писать он и до сорока лет не научился, случай вынес его на глаза и милость султана, случай же чуть и не сгубил под стенами Родоса. Сулейман отстранял от должностей самых доверенных, самых храбрых, мрачный страх перед неприступностью крепости и перед безмолвной эпидемией, этой карой небес, казалось, вынудит султана отступить, но тут из Стамбула пришла весть, что Хуррем родила падишаху сына, – и все изменилось в один день. Целую ночь под стенами Родоса горели огромные костры, били барабаны, весело играли зурны, распевали муллы и имамы. Султан созвал диван, даровал милости, объявил, что сына своего называет Мехмедом в честь великого Фатиха; забыв о неудачах, восхвалял своих воинов, сказал, что простоит хоть и всю зиму под стенами крепости, пока она не падет ему в руки, как спелый плод с дерева. «Греки осаждали один город четырнадцать лет из-за жены непристойного поведения, – весело заявил султан, – так разве же мои воины не смогут выдержать одну зиму?»

Действительно, пришлось им хлебнуть и осени, и зимы, нескончаемых дождей и даже мокрого снега, выпавшего над Родосом, может, впервые за целые столетия. Все оборачивалось против Сулеймана, но он поклялся выстоять и победить, иначе не хотел возвращаться в Стамбул, к своей Хуррем-султанше и маленькому Мехмеду.

Еще два месяца, умирая от пуль защитников твердыни и от чумы, сражалось войско султана за Родос, и лишь накануне Рождества 1522 года последние защитники подняли над руинами белый флаг и султан допустил к себе великого магистра Иль-Адана для переговоров о сдаче крепости. Полгода длилась осада, сто тысяч исламского войска легли под стенами Родоса, из них половина от чумы, и все это лишь затем, чтобы султан воссел в тронном зале города рыцарей под пурпурным шелковым балдахином, на золотом троне, а мимо него прошли печальные остатки родосских рыцарей с великим магистром во главе, спустились к гавани (янычары проклинали их и плевали на их следы), сели там на корабль и поплыли искать себе новое пристанище. Они пристали к неаполитанским берегам, неподалеку от тех мест, где Вергилий когда-то выводил на берег бравого Энея с остатками знаменитых троянцев. Лишь через десять лет рыцари-разбойники получили от испанского императора Карла V скалы Мальты, где держались последующие двести пятьдесят лет, пока не нашлась сила, сломившая их окончательно.

Но все это должно было произойти потом, а пока их единственный корабль с четырехугольным латинским парусом выходил из гавани, а в тронном зале ордена восседал султан Сулейман.

Султан сидел грозный и загадочный, молчаливый, непобедимый властитель суши и моря, никто не мог проникнуть в его думы, никто из его ближайшего окружения не выдерживал его тяжелого взгляда. Ибрагиму он сказал о великом магистре: «Жаль мне, что я выгнал этого честного старика из его дома, из его святыни». Нетерпеливым движением руки отвел дворцового астролога, сообщившего, что вокруг Родоса за это время завоеваны исламским войском десять островов и крепостей, число, которое является знаком его счастья в жизни.

Кто на этом свете знает, что такое счастье?

Сулейман сидел в холодном каменном зале и думал о том, как вернется в столицу. Собирался ли вернуться? Не одержав победы, не мог этого сделать. Сидел среди твердых камней, перебирал незаметно пальцами шелковистый браслет из волос Хуррем, а в памяти перебирал слова Меджнуна, обращенные к его возлюбленной Лейли: «Клянусь Аллахом, я не забуду тебя, пока веет восточный ветер, пока птицы воркуют в лучах зари, пока беседуют между собой по ночам летящие стаи куропаток-ката и кричат на заре дикие ослыонагры, пока сияют в небе звезды и пока на ветке дерева, горюя, стонет голубка, пока солнце встает на востоке, пока струится влага из чистого родника, пока на землю опускается ночной мрак, не покинут мое сердце думы о тебе».