Роксолана Великолепная. В плену дворцовых интриг

Наталья Павлищева Роксолана Великолепная. В плену дворцовых интриг

© Павлищева Н.П., 2014

© ООО «Яуза-пресс», 2014

Когда любимый далеко…

Ночь выдалась душной, потому предрассветный ветерок, принесший прохладу, показался особенно приятным. Рассветы в Стамбуле отличаются особенным цветом – нежно-розовым. Это удивительное зрелище, когда еще не появившееся солнце пытается разогнать своими лучами легкий туман, укутавший оба берега Золотого Рога.

Уже раздались первые крики муэдзинов, призывавших правоверных на молитву, но те либо спали, либо встали на свои молитвенные коврики в домах, шума на улицах почти не слышно. Чуть позже Стамбул зашумит так, что кое-где и собственного голоса не услышишь…

После отъезда султана из Стамбула в армию, в Аксарай, Роксолана снова коротала ночь без сна, уже не первую. Из тридцати трех лет, что она прожила в султанском гареме, годы, когда бы Сулейман не ходил в походы, можно пересчитать по пальцам. Было этих походов около тридцати.

Место падишаха не впереди всех на коне и не с факелом в руках подле фитиля пушки, он возглавляет поход, значит, решает, куда двинется войско и как нападать, потому большой опасности не подвергается. Но Роксолане все равно тревожно.

Не отпускало чувство, что что-то должно сильно измениться, что-то произошло. Повелитель отправился в Аксарай, где встал с войском их зять Рустем-паша, вдруг, получив какое-то известие. В чем дело не сказал, но по тому, как отводил взгляд от нее Сулейман, поняла, что не все в порядке. Уехал, едва попрощавшись…

Плохой она была бы женой и султаншей, если от своих людей не узнала, в чем дело. Помогла хитрая Эстер – иудейка, связанная с султаном некой тайной. Иудеи знали все даже о том, что происходило очень далеко.

Эстер сказала, что шехзаде Мустафа посмел ставить на своих приказах печать «Султан Мустафа». Это означало посягательство на власть (и жизнь) султана со стороны старшего сына. Сулейман просто обязан казнить Мустафу, иначе Османской империи грозила гражданская война. Или уступить ему трон и быть уничтоженным вместе с остальными сыновьями – детьми самой Роксоланы.

Она ужаснулась известию. Сулейман ни за что не решится казнить старшего шехзаде!

Выслушав новость, не выдержала, вскочила и некоторое время стояла, глядя на решетку окна и в волнении стискивая руки так, что побелели костяшки пальцев. Конечно, там Рустем-паша, муж Михримах – их с Сулейманом дочери. Сипахиям, да и всем остальным все равно, что там себе возомнил Мустафа, ведь воины получают деньги из казны. За Мустафу только янычары и то не все, но Роксолана прекрасно помнила, что небольшая горстка людей может разжечь пожар, который способен просто поглотить остальных.

Эстер покачала головой:

– Пусть госпожа не беспокоится, на сей раз Повелитель решится.

Хотелось крикнуть: «На что решится?!», но Роксолана только вздохнула:

– Боюсь, что нет…

Четыре служанки молча стояли у двери вдоль стены. Всегда рядом, молчаливые, готовые услужить, немедленно исполнить любой приказ, даже предугадать любое желание своей госпожи. Среди них уже не было тех, кто знал султаншу совсем молодой, даже тех, кто вообще знал ее не султаншей.

Роксолана почему-то подумала, что нынешних служанок и на свете не было, когда она девчонкой переступила порог прежнего гарема без малейшей надежды когда-нибудь подняться на самый верх.

Эта мысль не относилась к нынешнему положению дел, а потому немедленно была выброшена из головы. Больше трех десятков лет жизни в гареме приучили Роксолану быть все время настороже, слышать и видеть даже то, что творится за спиной. Молодые служанки удивлялись, не ведая, что когда-то такому умению валиде Хафсы поражалась сама Роксолана.

Иногда задумывалась, что с каждым днем все больше становится похожей на валиде Хафсу Айше. В такие минуты Роксолана брала в руки зеркало, внимательно вглядывалась в черты лица, пытаясь уловить это сходство, и понимала, что оно есть в поджатых губах, строгом, требовательном взгляде…

Хуррем… Смеющаяся, Дарящая радость… Наверное, те, кто не слышал ее серебряного смеха раньше, с трудом верят этому имени. Когда получала такое имя в гареме, действительно была смешливой и даже озорной…

От воспоминаний Роксолану отвлек осторожный оклик иудейки.

– Госпожа… – Эстер взглядом показала на служанок, Роксолана сделала знак, чтобы вышли.

Короткий, резкий, словно отметающий жест даже не всей кисти, а только пальцев руки… Этому тоже научилась у валиде. Правильно, слуги должны знать, что о них заботятся, но прекрасно понимать границу между ними и хозяевами. Это закон Османской империи еще со времен Мехмеда Фатиха: сам останься голодным, но рабов накорми, сам мерзни без одеяла, но их укутай…

Фатих был прав, говоря, что страны завоевываются мечом, но удержать их можно только справедливостью. Мелькнула мысль, что он может быть прав и в самом страшном своем законе, повелевающем уничтожать любого, кто покусится на законную власть?