Роксолана слышала это и едва заметно улыбнулась. А визиря встретила, когда выходила через ворота Джеляд-Одаси. Ахмед — паша шел твердым шагом, не удостоив взглядом Роксолану. Она посмотрела ему вслед и подозвала к себе предводителя немых-дельсизов. Дала черный шелковый шнур и показала кивком на визиря. А после того, как вышла из ворот и ворота за ней закрылись, услышала сдавленный крик…
Не дрогнула. Не чувствовала никакой вины, потому что защищала детей.
Вечером была в своих покоях с детьми. Молилась Аллаху, рядом с кадильницей, в нежных клубах дыма. Прислушивалась к каким-то глухим звукам.
В молитве и застал ее озабоченный Сулейман.
— Что это за звуки такие? — спросила его Роксолана.
— Янычары бесчинствуют… — сказал Сулейман. — Как узнали, что Ахмед — пашу казнили, и еще и без заслушивания… Как ты могла это сделать?
— Он посмел грозить детям твоим! — сверкнула глазами Роксолана. — Но у тебя есть Хассан!
— Я его допросил, — сказал султан. — он все сказал. — И внимательно посмотрел на жену.
— Что сказал? — спросила спокойно.
— Ахмед — паша приказал ему оклеветать тебя и денег дал…
— Где сейчас Хассан?
— На дне Босфора…
Странные звуки приближались. Уже можно было услышать удары в барабан во что-то железное, рев голосов, виднелось зарево от факелов… Сулейман подошел к окну, в которое был виден пожар, клубы дыма. Роксолана бросилась к перепуганным детям.
В дверь постучали. Вошел обеспокоенный евнух, упал на колени перед султаном:
— Мой государь! Охрана передает, что янычары приближаются. Взбунтовалась почти вся казарма, требуют выдать им султаншу Роксолану. И чтобы великий султан вел их на войну с неверными.
— Требуют выдать Роксолану? — вскочил как лев султан. — Оружие мне! Передайте янычарам, что я выйду к ним. — Затем обернулся к жене: — Не бойся ничего. Чтобы не случилось, сюда они не придут. Не посмеют. Я пришлю сюда Мустафу.
И стремительно вышел. Роксолана со страхом смотрела в окно.
Султан один, без охраны, ехал на белом скакуне, покрытом зеленым флагом, прямо в центр дворцовой площади. Там горели костры, и в клубах дыма можно было опознать массы людей. Янычары били в барабаны, били в медные котлы и ревели как шайтаны. Можно было услышать в этом водовороте:
— Эта проклятая Роксолана нашего султана сглазила!
— Колдунья!
— Нам не платили уже год!
— Скот лучше живет!
— Веди нас на Украину!
— Отдай Роксолану по-хорошему!
— Все сожжем!
— Где наш Ахмед-паша?
— Где царевич Мустафа?
Доскакав до центра султан спешился, поднял руку. Все стихло. И направили на султана сабли и копья. А Падишах тихо и спокойно сказал:
— Со всеми говорить не могу. Пусть выступят три проводники!
Сразу же выступили три бывалых аги и стали внутри круга из мечей.
Затянулось молчание. Вдруг Падишах, не сказав ни слова, молниеносным движением руки выхватил саблю и тремя ударами на месте зарубил всех троих так скоро, что никто и не опомниться не успел.
Вскрикнул толпа…
В покоях Роксоланы находился и Мустафа в полном облачении царевича. Он успокаивал, как мог, младшего Баязеда. Женщина смотрела на зарево ночи, прислушивалась к неожиданно наступившей тишине, а затем снова все наполнилось криками.
И снова в покои вбежал, уже не стуча, испуганный евнух:
— О султанша! Говорят, что нашего повелителя убили!
Затем упал на колени перед малым Мустафой:
— Теперь вы, о божественный Мустафа, наш султан!
Янычары, которые любят вас и уважают, величают вас! Они требуют выдать им Роксолану Хюррем и ее детей. Иначе всех нас… И все здесь сожгут… Что делать?
— Вон, собака! — крикнул на него Мустафа, и вышел перед Роксоланой, вытащив свою маленькую саблю.
Роксолана была испугана насмерть. Судорожно прижимая детей она странно посмотрела на мальчика, стоявшего перед ней, прислушивающегося к шагам в коридоре. А они приближались, как и возбужденные голоса людей.
Дверь распахнулась и на пороге появился Сулейман, весь окровавленный. Бросился к Роксолане и детям.
— Все позади! — сказал султан. — Они бросили оружие и вымаливают прощения…
… Сидели вдвоем на берегу неспокойного моря. Догорали костры, стихала ночь.
— Что ты сделаешь с ними? — спросила Роксолана.
— Передам в военный суд. Все они будут преданы смерти. Можно помиловать преступника и даже убийцу, но нельзя помиловать однажды взбунтовавшееся войско. Их трупы бросят собакам.
— Это жестоко, Сулейман!
— Но справедливо. Народ, который смилуется над мятежниками, восставшими против власти, данной самим Аллахом, сам будет истерзан голодными псами.
Роксолана закрыла лицо ладонями:
— Сегодня самый страшный день в моей жизни. Знаешь, почему?
— Почему?
— Потому что я сегодня увидела будущее своих детей. Как только Мустафа займет престол, моих детей задушат? — Голос ее срывался. — Отмени закон Фатиха!
Султан обнял ее:
— Этого не могу сделать… Ведь это решает совет улемов после смерти султана. Но пока я жив, не бойся за детей.
Роксолана выпрямилась и сказала резко:
— Ты бездушный и жестокий! Ты считаешь себя центром мира! Думаешь, все исчезнет после твоей смерти? Но дети останутся! Зачем я их рожала?
В свою очередь выпрямился и Сулейман. Он сухо произнес: