Роксолана Великолепная. Жизнь в гареме (сборник)

— Потому единства у нас не было… Каждый за себя. Не было ни уважения, ни защиты власти. Поэтому она и пала…

Шли по каменному полу, и шаги эхом отзывались в стенах.

— Смотрю я на тебя и удивляюсь, — продолжал монах. — Да, как ты, молятся обычно старые люди, которые имеют тяжкие грехи на совести, те, которые хотят перед смертью посмотреть в лицо матери Судьи нашего. А ты еще молодой… Значит, глубоко в душе твоей слово Божье. И хочу тебя благословить — береги нашу веру, передавай ее детям и внукам, а если понадобится, и муки прими ее… Ибо вера — это единственное, что осталось у нашего народа, это то, что поможет сплотить его и поддержать в борьбе с врагом, опустошающего землю нашу…

Когда Настя вышла, на улице бушевала гроза. Сулейман стоял под деревом, весь мокрый, ждал ее. Она подошла к нему:

— Не стой под одиноким деревом в грозу!

Взяла его за руку как ребенка, и они спрятались в каменном ущелье.

— Люблю тебя… — прошептал великий султан.

Настя вся дрожала в объятиях Сулеймана.

— И я… — ответила всем сердцем. Вдруг молния ударила в дерево, под которым они стояли. Оно мгновенно загорелось. Настя испуганно отшатнулась от султана:

— Это знак Божий, Сулейман… Нельзя предавать веру Христа…

Пылало дерево. В фосфорическом блеске грозы было видно, как на море черные челюсти водоворотов крутились в неистовом танце, налетали на берег, пытаясь разбить его.

Было солнечное утро, когда Ахмед — паша вошел в комнату бледной, измученной Насти. Поклонившись, сказал:

— Благословенно будь имя твое, Роксолана Хюррем! Десятый и самый великий султан Османов, Сулейман — пусть веками длится слава его, — дарит тебе свободу. Ты можешь уже завтра покинуть его палаты, столицу, государство. Тебе будет выделена охрана, и ты поедешь с почестями. Можешь взять с собой сто рабынь из своего народа, которых выберешь на Авретбазаре!

Молча стояла ошеломленная Настя. Визирь был невозмутимый, как глыба гранитная.

На следующий день Настя, собранная в дорогу, встречалась с рабынями, которым Сулейман даровал свободу. Радость женщин, одетых по-украински, была безгранична. Gели:

Руби сын осину —
Будет добрый клин!
Бери сиротинушку —
Будет хозяюшка!..

Настя не могла сдержать волнения. Затем остановилась, поклонилась женщинам, которые шли перед ней, повернулась к непроницаемо-суровому Ахмед-паше, который стоял поодаль со свитой, подошла к печальному Мустафе, который стоял тут же в лучших одеждах, и воскликнула:

— Я остаюсь. Принимаю веру вашего народа. Признаю, что нет Бога, только Бог Аллах, а пророк его Магомет!

Как гром поразили эти слова Ахмед — пашу. Побледнел он, закусил губу.

…И снова бесконечные коридоры гарема. Опять отодвигались завесы, скрипели двери, мелькали прекрасные женские лица — и в каждом ненависть, черная отрава. Когда же открыли дверь ее комнаты — бросилось на нее что-то черное и лохматое. Вскрикнула Настя — а это собака с деревянным крестиком, привязанным к спине. Успокоилась и приласкала животное. Лапки собачки были испачканы в грязи, к деревянному крестику была привязана какая-то табличка. На табличке была надпись. Всего три слова: «Калым подкидышу с Украины». Поняла смех и насмешку над собой. И снова слезы, как нити жемчуга, полились из ее глаз.

Такой ее и увидел Сулейман. Радостная улыбка сменилась тревогой:

— Что это? Откуда он? Это для нас, мусульман, нечистое создание!

— Это мой калым, Сулейман… — ответила тихо. Была хороша даже в слезах, как весна, политая дождиком. А внутренняя боль так в ней горела, как горит сквозь окна огонь внутри дома.

Молодой Падишах осмотрел деревянный крестик, табличку с надписью. И сразу понял все. Из груди вырвался крик возмущения:

— О, Хюррем! Ты получишь такой калым, которого не было ни у одной из моих жен! А те, которые придумали эту недобрую шутку — поплатятся за него. Это, наверное, Махидевран!

— Не наказывай никого, прошу тебя…

— Если страхом не уничтожу ненависти к тебе, тогда она взорвется еще страшнее…

— Не делай этого…

— Почему?

— Потому что так учил Бог Христос.

— Как именно он учил?

— Он учил: любите врагов своих. Делайте добро ненавидящим вас…

— Какой странный ваш Бог… — покачал головой Сулейман. — Но ты теперь принадлежишь Магомету…

— Прости тех, кто это сделал. Пусть это будет свадебным подарком мне, как и свобода, которую ты даровал мне и моим сестрам… Спасибо тебе, великий султан…

И стали они мыть лапки лохматому песику. Вот уже и улыбка заиграла на лице Насти, которая теперь навсегда Роксолана Хюррем… Дотронулся султан к ее руке — И жар охватил его. Осторожно, нежно поцеловал свою суженую. Роксолана закрыла глаза… Мир закружился вокруг нее.

Играла свадебная турецкая музыка, пели свадебные песни, понималась луна над Стамбулом не один раз и не два, менялись времена года — молодая жена своего Сулеймана целовала, всем телом дрожала, нежность и страсть дарила, и о родной земле, и о синем небе, и об отце, и о матери в роскоши забывала.