Роксолана. Великолепный век султана Сулеймана

Просветленной совести, которая украшает мое сознание и пребывает сокровищем света моего счастия и моих опечаленных очей; тому, кто знает мои сокровеннейшие тайны; покою моего изболевшегося сердца и умиротворению моей израненной груди; тому, кто является султаном на престоле моего сердца и в свете очей моего счастья, – поклоняется ему вечная рабыня, преданная, со ста тысячами ожогов на душе. Если вы, мой повелитель, мое высочайшее райское древо, хотя бы на мгновение изволите подумать или спросить об этой вашей сиротинке, знайте, что все, кроме нее, пребывают под шатром милости Всемилостивого. Ибо в тот день, когда неверное небо всеохватной болью учинило надо мной насилие и в мою душу, несмотря на эти бедные слезы, вонзило многочисленные мечи разлуки, в тот судный день, когда у меня было отнято вечное благоухание райских цветов, мой мир превратился в небытие, мое здоровье – в недуг, а моя жизнь – в погибель. От моих беспрерывных вздохов, рыданий и мучительных криков, не утихающих ни днем, ни ночью, души людские преисполнились огнем. Может, смилуется творец и, отозвавшись на мою тоску, снова вернет мне вас, сокровище моей жизни, чтобы спасти меня от нынешнего отчуждения и забвения. Да сбудется это, о властитель мой!

День мне в ночь обернулся, о тоскующая луна!

Мой повелитель, свет очей моих, нет ночи, которая бы не испепелялась от моих горячих вздохов, нет вечера, когда бы не долетали до небес мои громкие рыдания и моя тоска по вашему солнечному лику.

День мне в ночь обернулся, о тоскующая луна!..»

Неужели не знала Роксолана, что пишет султану, который после Белграда и Родоса задумал потопить в крови еще и землю венгров? Была ли хоть кроха искренности в этих странных письмах или только обман и мертвенность традиционных условностей? А может, и в этом неискреннем словоизлиянии хотела превзойти всех[147]?

Сулейман снова был в походе. На этот раз против Венгрии. Выступал из Стамбула в понедельник 23 апреля 1526 года, в день Хизира, когда поля становятся зелеными, когда коней выводят на пастбища, а султанский двор переезжает на лето в Карагач. Перед этим были разосланы гонцы по всей империи с султанским указом спахиям, владевшим царскими тимарами, выступать в поход на неверных, имея при себе согласно обычаю необходимое снаряжение, прислугу, харчи и одежду на полгода от дня Хизира до дня Касима; идти каждому своей дорогой, чтобы в начале июля собраться всем у Белграда. Приготовления велись в Стамбуле, по всем городам и весям беспредельной Османской империи. Натирали воском и овечьим жиром поводья, сушили барабаны, точили сабли, ковали наконечники копий, парили и склеивали дерево для луков, отливали пушки, строгали дерево для галер, отбирали баранов, складывали вяленое мясо в саквы, сушеные фрукты – в кожаные мешки, шили знамена.

В день Хизира правоверные бросают работу и отправляются гулять. Беременная женщина, работающая в этот день, родит уродца. Поэтому Роксолана, которая снова ждала ребенка, не вышла в этот день за стены гарема провожать султана, прощание состоялось ночью, в султанской ложнице, на беспредельных зеленых простынях, на этих зеленых лугах, где рождалась ее любовь и росла, как молодая трава, и, может, должна была когда-то и увянуть, но еще не вянула, разрасталась ветвями, зеленью, буйством.

В апреле идут дожди, которые считаются священными. Дождевой водой поят больных. Девушки моют ею головы, чтобы лучше росли волосы. Когда дожди идут сорок дней, в народе царит радость. Режут баранов, раздают мясо бедным, молятся в мечетях. В день Хизира под дождем сажают возле домов плющ, чтобы все недуги вышли из хозяев, когда плющ обовьется вокруг дома. Сажала ли плющ Роксолана?