Султан, понимавший по-славянски, еле заметно улыбнулся, наклонился над послом и протянул ему для поцелуя руку.
Герберштейн, кичившийся тем, что все его посольства были успешными, самодовольно подумал, что и на этот раз он выйдет победителем, хотя еще никому это не удавалось с упрямым турком.
Двенадцать слуг на увитых позолоченными гирляндами носилках поднесли султану большие часы, изготовленные по чертежам самого покойного императора Максимилиана. Ученый мастер показал, как нужно заводить часы и следить за механизмом. Об этом же говорилось и в книжечке, приложенной к подарку. Часы указывали время, дни, месяцы и движение небесных тел. Подарок был в самом деле редкостный и ценный, но все же не стоивший всей Венгрии, которую взялись выторговать у султана послы, обещая выплачивать ежегодную дань в сто тысяч дукатов.
Сулейман подозвал Рустема, велел ему:
– Скажи им, что если пришли только для этого, пускай идут прочь. А не уйдут – прогони.
– Ты ведь славянин, стыдился бы! – попытался пристыдить Герберштейн Рустема, когда тот, добавляя еще кое-что от себя, передал послам веление падишаха.
– Ты тоже славянин, а кому служишь? – огрызнулся Рустем. – Оба мы изменники, только ты изменяешь за плату, а я за грехи свои, потому что я не просто визирь и сераскер, а дамат, царский зять!
Сам не ведая об этом, Рустем почти повторял слова султанши хасеки, сказанные когда-то австрийскому послу Ласскому. А может, рассказал ему об этом разговоре сам Ласский, которого султан вез с собой до самой Буды и только оттуда, старого, измученного, больного, отпустил умирать в родной Краков, проявив неожиданное милосердие. Никто не смог объяснить этот поступок султана, тем более что французский король добивался выдачи коварного посланника для расправы. Только Рустем-паша знал, почему Сулейман так размягчился душой. Ночью после того, как изгнаны были австрийские послы, гонец привез из Стамбула два письма. Одно – от султанши, другое – от ее старшего сына Мехмеда.
Мехмед
Уже с малых лет его влекло на широкие просторы. Он – в триумфальной золотой колеснице (или на черном коне, а конь весь в золоте и рубинах). Барабаны бьют: там-там-та-та-та. Гигантское голубое небо.
Там-там-та-та-та. И недостижимые горные вершины в пречистых снегах. Тум-тум-тум. По дикой пустыне – тысячи всадников, тысячи верблюдов, черные слоны в золотых попонах. Трум-трум-трум. Мраморный дворец (красный мрамор) на краю пустыни, журчанье воды, гибкие одалиски. Там-там-та-та!
От своего воспитателя, занудливого Шемси-эфенди, отмахнулся, как только вылетел на волю из клетки гарема, из-за ворот Топкапы и переехал в Эдирне, где был всевластным вали – наместником самого султана. Султану Сулейману повезло от рождения. Был единственным сыном у Селим-хана, имел крепкое здоровье, воспитатель ему был назначен еще султаном Баязидом – мудрый Касим-паша, который в дальнейшем стал даже визирем, удержавшись в диване до глубокой старости.
Каждому из шахзаде, когда они покидали Топкапы и отправлялись в выделенные им султаном провинции, сразу же предоставлялся свой собственный двор: визирь, имам, дефтердар, нишанджия, поэт, астролог – мюненджим, хаваши, янычары и, конечно же, гарем, одалисок в который подбирала сама султанша. Все, будто воинам суджук в поход. Визирем у Мехмеда стал один из пажей блестящего дефтердара Скендер-челебии, тоже Мехмед, названный Узун, то есть Длинный. Он отличился вместе со своим товарищем Ахмедом во время сюннета Мустафы, Мех-меда и Селима, когда эти пронырливые воспитанники Скендер-челебии устроили на Ат-Мейдане невиданный огненный праздник. Тогда султан заметил обоих способных юношей, даровал им титулы беев, после этого уже не отпускал их от себя, имел возможность убедиться в их мужестве и жестокости, которые они проявляли к врагам в битвах, и когда нужно было дать для Мехмеда визиря, позвал сына и спросил, кого бы он хотел взять, Мехмед-пашу или Ахмед-пашу. Шахзаде выбрал Мехмеда. Ахмед-паша был осторожный, хитрый, может, даже коварный, как вода под тонким льдом. А Мехмед Длинный – наглый, решительный, нескрываемо жестокий, кровожадный, как хищный зверь, и умом обладал острым, безошибочным, точным – все, о чем мечтал бы для себя шахзаде. Длинный не скрывал ни от кого своих привычек. Не для того учился в школе молодых янычаров, не для того проходил науку жестокости и коварства у Скендер-челебии. Топтать, рвать, метать – и вперед, вперед, проламываться сквозь чащи, сквозь живых людей, несмотря ни на что, пусть летят головы, пусть льется кровь, пусть крики и стоны – не оглядывайся, вперед, вперед, жизнь принадлежит отважным, безжалостным и не тупоголовым убийцам, а мудрым и мужественным. Счастье тогда, когда жизнь в твоих руках, когда держишь поводья натянутыми. Над самым краем пропасти не закрывай глаз, не останавливайся, ни минуты колебаний и передышки, зоркий глаз, твердая рука, несокрушимая воля.