Роксолана. Великолепный век султана Сулеймана

Тот по-своему жалел этого безродного усатого человека, по ночам, сидя в темноте возле затухающего огня, разомлев от подогретых медов травяных, хвалился дьяк своей родословной, которая корнями уходила в давние времена, чуть ли не к истокам государства Киевского. Родом из князей Смоленских. Его предок Федор Федорович был удельным князем города Ржева. До сих пор еще часть Ржева на правом берегу Волги так и называется – Князь-Федоровская. Самый счастливый из князей Ржевских, Родион Федорович, погиб в битве Куликовской. Стоял, защищая плечо Дмитрия Донского, пал, не отступив, ибо это было поле чести всей земли Русской. И после битвы Куликовской татары откатились далеко за Перекоп.

– Чтобы совершать набеги на Украину, – заметил Гасан.

– А вот мы им покажем! – хлопнул его по плечу дьяк.

За зиму приготовили около сотни стругов. Дерево было сырое, Гасан не верил, что эти посудины будут держаться на воде, но его опасения были напрасными, в струги садилось по двадцать и по тридцать воинов, и они плыли. Войско не вызывало особенного восторга у бывшего янычара. Оружие – луки, копья, топоры да басалыки[269], пищаль одна на десятерых, правда, огненного припаса было достаточно. Сабли только у дьяка да у боярских детей, у них же стальные латы и кольчуги, а все прочие одеты были в стеганые ватные кафтаны, которые вряд ли могли защитить от татарских стрел. Поражала Гасана нищенская еда этих людей. Хотя и сам, сколько помнил себя, жил впроголодь, потому что янычары наедались только во время ограбления захваченных городов, но все же привык иметь каждый день горсть риса в котелке. Эти же люди могли не есть день и два и терпели, не жаловались, еще и напевали свои веселые песни:

Ах, вы девки, девушки,
Голубины гнездышки!
Много вас посеяно,
Да не много выросло…

Удили рыбу, убивали зверя, добывали, где что могли раздобыть, иногда воровали, иногда находили припасы на пасеках, разбросанных по берегам Псла; на тот случай, когда уже нигде ничего не могли захватить, каждый имел сумочку пшена и щепотку соли, чтобы сварить себе какое-нибудь «хлебово» и перебыть тяжелые дни. У боярских детей были с собой запасы солонины. У дьяка к мясу нашлась даже приправа – лук и перец.

Гасана часто расспрашивали о Стамбуле, о султане, о дворцах и богатствах, он рассказывал, порой осторожно упоминая и о своих встречах с султаншей, его слушали с восторгом, и никто не верил тому, о чем он рассказывал. Слишком уж несовместимой была их жизнь с тем далеким и недостижимым миром заморским.

Воинам платили по полторы деньги ежедневно, но ни купить нигде ничего не могли, ни даже показать кому-нибудь это свое мизерное серебро, разве что друг другу. Земля лежала притихшая, напуганная ордой, люди разбежались, прятались где-то в крепостях – в Киеве, в Каневе, в Черкассах, сюда спускались разве лишь на лето, а потом снова убегали на зиму в свои укрытия.

Так и видел Гасан, как убегали даже самые отчаянные, услышав страшный топот Орды, впереди которой летят тучи птиц, вороны зловеще вьются в той стороне, откуда она надвигается, по ночам тревожные вскрики дрожат в воздухе, и земля содрогается от страха.

Но теперь сила шла на Орду, и хотя небольшая, но крепко собранная в кулак, твердая, неожиданная; шла плывным ходом, чего здесь еще никогда не слыхивали.

Сотня военных лодок растянулась на такое расстояние, что не охватишь и взором. Дьяк Матвей Иванович, прикладывая ладони ко рту, покрикивал на соседний струг, чтобы не отставали, перекличка катилась дальше и дальше, гремела весело и мощно: «Гей-гей-ого-го-го!»

Так выплывали в Днепр, миновали Келебердянскую забору[270], река разливалась мощная и безбрежная, как небо, чем дальше плыли, тем шире становились воды, крутой правый берег снова и снова надвигался на реку каменными замшелыми скалами, а левый простирался полого чуть ли не до самого горизонта, зеленел молодыми лозами и вербами, чернел могучими дубами, которые еще не оделись листвой, плескался в водах огромной реки раздольно, свободно, первозданно.

Вода в Днепре была холодная и сладкая. Может, именно эту воду пил Гасан в забытом детстве? Кто же это знает?

Забрасывали сети, ловили крупную рыбу – осетров, сомов, пудовых сазанов. Трепыхалась между ними стерлядь и белорыбица. Уток падало на воду столько, что их ловили руками. Настороженные гуси не подпускали к себе людей, их доставали стрелами.

Плыли медленно, часто останавливались, выбирая не затопленные весенними водами острова, иногда приставали и к берегу. Выставив дозоры, отъедались и отсыпались, чтобы набраться сил, потому что дорога была далекой, опасной и тяжелой.