Роль грешницы на бис

– Этот человек привнес свежее дыхание в вашу жизнь. Он был искренен, он любил вас, именно вас – не ваш блеск и славу, не вашу ослепительную недосягаемость, он любил женщину по имени Алла, и любил ее всей душой… Не правда ли? Его любовь была настоящей – на фоне остальных, людей циничных, испорченных сознанием собственной власти и могущества… Вы терзались. Над вами висели определенные обязательства. Ваши «официальные» поклонники были вашими же покровителями. Деньги для фильмов, премии, престижные встречи и презентации… Впрочем, тогда такого слова не было… Но как-то же это называлось, правда же? Премьера фильма? Где она пройдет? В каком зале состоится творческий вечер актрисы Измайловой? Что напишет пресса? Напишет то, что скажут, – но для этого должны сказать … Кто же? Да те самые випы… Я на верном пути?

– Продолжайте. – Измайлова выговорила это почти сквозь зубы, но Алексей видел, что в глазах ее загорелся странный блеск… Он не знал точно почему, но чувствовал, что не ошибся.

– Продолжаю. Итак, вы терзались… Несчастье заключалось в том, что вы ответили взаимностью на его любовь… Не говорю – физически, не знаю, и неважно. Главное, что однажды он понял, что его чувства взаимны… Он был счастлив. Вы тоже. Как долго длилось это счастье? Не знаю. Но наступил день, когда вы поняли, что вы не можете продолжать так. Или он, или все остальные. Все остальные меж тем означали АКТЕРСТВО, КАРЬЕРУ, ТВОРЧЕСТВО. «И еще раз творчество», – я не забыл ваши слова… Всему этому нужны благоприятные условия, верно? Знаете, Ольга Тучкина – у нее я тоже побывал – очень просто мне все это объяснила… Да и ничего сложного в этой схеме нет, она действует повсюду, в том числе и в творческих сферах… Разница только в том, что об этой сфере создан сладенький миф для потребителя: «Талант пробьет себе дорогу!» За кулисами же этого мифа для одних дорогу прокладывают мощные катки, для других же… Другие под эти катки попадают. Не так ли? И вы прекрасно понимали, что, чуть зазеваешься, как под каток можно легко угодить – прямо из королевской кареты, еще вчера величественно передвигавшейся по широкой трассе, для нее проложенной… И вы сделали свой выбор. Ваш возлюбленный не пережил такого удара. Мне понятен ваш выбор, но для этого человека он явился однозначным предательством. Что с ним случилось дальше? Он запил? Пытался покончить жизнь самоубийством?

– И то, и другое, – жестко произнесла Алла.

– Спасибо, – наклонил голову Кис. – Итак, жизнь его пошла под откос. Он не оправился от этого удара. И сегодня, подводя итоги своей жизни, сколько лет этому человеку? За шестьдесят?

– За пятьдесят. Он моложе меня на двенадцать лет.

– Благодарю за уточнение. Сегодня он, может быть, вдруг встряхнувшись и осознав, что жизнь разбита, прошла в бесплодных страданиях, что он ничего не достиг и уже никогда не достигнет, – он назначил ответственными за это не только вас, но и тех мужчин, ради которых вы его бросили…. Возможно, тогда, когда он был вам самым близким в мире человеком, вы обмолвились ему, что ведете дневник…

– Уже не помню…

– Но он – он помнит все, что связано с вами. В его жизни просто не было других событий, жизнь остановилась вместе с вашим уходом из нее… И он помнит и вспоминает каждое ваше слово и не забыл, что вы обмолвились однажды, что ведете дневник… Чтобы узнать имена тех, кого он назначил ответственными за свои невзгоды, тех, кто отнял вас у него, он нашел подход к кому-то из вашего персонала, чтобы для него выкрали ваш дневник. И он узнал эти имена. Вот вам и цепочка смертей вкупе с покушением на вас. Этот человек, если я правильно нарисовал его портрет, крайне опасен. Страдания сделали его психопатом. Кто это, Алла Владимировна?

– Валера Мерсеньев. Он был нашим шофером.

…Валера Мерсеньев был намного, на двенадцать лет, моложе, тогда совсем пацан. Ему двадцать два – ей тридцать четыре, женщина в разгаре своей красоты и всемогущества своих чар… Возраст, в котором душевная зрелость сочетается с физической молодостью, свежесть форм – с опытностью и искушенностью, женский возраст, нестерпимо опасный для мужчин. Плюс все то, что привносила с собой слава. Он был, несомненно, убежден, что любит ее просто так, всеми силами своей юной души, и так же несомненно, что ореол ее славы, ее звездности слепил глаза, а близость, та разрушительная ежедневная близость, которая связывает людей по роду работы, манила к запретному и столь высоко висящему плоду… Он этого не осознавал. В его двадцать два он был полон возвышенных иллюзий, да и вряд ли особым умом отличался. Во всяком случае, не настолько, чтобы понять, что он, как все – как ВСЕ! – попался в ловушку блеска звезды. Он окружил Измайлову ореолом богини. Ее неприступность принималась как само собой разумеющееся: вход в чертоги богини простым смертным воспрещен. Но тем больше любил. Не смел и мечтать, хотя, конечно, мечтал. Только его простыни помнят, сколько юных поллюций приняли они в себя, когда он мечтал о ней…