Роль морских сил в мировой истории

Именно действием этого фактора, что предвидели после Утрехта, объясняется до сих пор то, что Франция, руководствуясь личными амбициями своих правителей, выступала в течение 12 лет на стороне Англии против Испании. Когда же в 1726 году к власти пришел Флёри (Андре Эркюль де Флёри (1653–1743), в 1715–1723 годах воспитатель Людовика XV, с 1726 года кардинал и фактически первый министр. Стремился путем экономии сократить госрасходы, провел некоторые финансовые реформы, в том числе в налоговой системе, вел дорожное строительство. – Ред.), эту политику круто изменили, однако французский флот так и остался в небрежении. Единственная антианглийская акция состояла в возведении в 1736 году на трон Королевства обеих Сицилий наследника из Бурбонов, естественного врага Англии. Когда в 1739 году началась война с Испанией, английский флот был численно больше объединенного флота Испании и Франции. В течение четверти столетия, пока почти без перерыва длилась война, это неравенство еще более возросло. В ходе этой войны Англия, сначала инстинктивно, затем осознанно, под руководством правительства, которое сознавало свои возможности и потенциал своей огромной морской мощи, быстро построила мощную колониальную империю, основы которой составляли характер ее колонистов и сила ее флота. В тот самый период богатство, обеспеченное морской мощью, помогало Англии играть заметную роль в чисто европейских делах. Система субсидий, задействованная за полвека до войн Мальборо (имеется в виду прежде всего Война за испанское наследство (1701–1714; для Англии 1713), где герцог Джон Черчилль Мальборо (1650–1722) командовал английскими войсками (кстати, Уинстон Черчилль из того же рода. – Ред.), и получившая наибольшее развитие полвека спустя, во время Наполеоновских войн, подкрепляла усилия союзников Англии, которые без субсидий ослабли бы (если не оказались бы полностью парализованными). Можно ли отрицать, что правительство, с одной стороны, поддерживавшее своих вялых союзников на континенте жизненно необходимыми деньгами, а с другой – вытеснявшее своих врагов с морей и их главных владений, Канады, Мартиники, Гваделупы, Гаваны и Манилы, обеспечивало своей стране ведущую роль в европейской политике? Можно ли не видеть, что сила этого правительства, властвующего в стране с небольшой протяженностью и бедной многими ресурсами, проистекает непосредственно из морской политики? Политика, которой придерживалось английское правительство в войне, иллюстрируется речью Питта (Уильям Питт Старший, граф Чатем (1708–1778), премьер-министр Великобритании в 1766–1768 годах, министр иностранных дел в 1756–1761 годах (с перерывом). Лидер группировки вигов, сторонников колониальной экспансии. – Ред.), главного вершителя этой политики, хотя и покинувшего кабинет до окончания войны. Осуждая мирное соглашение 1763 года, заключенное его политическим соперником, Питт отмечал: «Франция представляет основную, если не исключительную угрозу для нас как морской и торговой державы. То, что мы извлекаем из морской торговли, представляет для нас большую ценность, потому что через это мы наносим ущерб Франции. Вы предоставили ей возможность возродить свой флот». Тем не менее выигрыш Англии был огромен. Она обеспечила себе власть над Индией и захватила всю Северную Америку к востоку от Миссисипи. К этому времени прогрессивный курс английского правительства был четко обозначен, приобрел силу традиции и неукоснительно выполнялся. Война с американскими колониями была поистине крупной ошибкой Англии, если смотреть на эту войну с позиции морской державы. Но английское правительство незаметно втянулось в нее из-за ряда диких ошибок.