Роль насилия в истории

Начало было положено в Италии[27]. Здесь с 1849 г. неограниченно властвовала Австрия, а Австрия была в то время козлом отпущения для всей Европы. Жалкие результаты Крымской войны приписывались не нерешительности западных держав, желавших только показной войны, а колеблющейся позиции Австрии, позиции, в которой, однако, никто не был более виновен, чем сами западные державы. Россия же была так оскорблена продвижением австрийцев к Пруту — благодарность за русскую помощь в Венгрии в 1849 г. (хотя именно это продвижение и спасло её),— что была рада всякому нападению на Австрию. Пруссию не принимали больше в расчёт и уже на Парижском мирном конгрессе[28] её третировали en canaille[29]. Итак, война за освобождение Италии «до Адриатики», затеянная при содействии России, была начата весной 1859 г. и уже летом закончена на Минчо. Австрия не была выброшена из Италии, Италия не стала «свободной до Адриатики» и не была объединена, Сардиния увеличила свою территорию, но Франция приобрела Савойю и Ниццу и тем самым достигла своих границ с Италией 1801 года[30].

Но это не удовлетворило итальянцев. В Италии тогда ещё господствовало чисто мануфактурное производство, крупная промышленность была в пелёнках. Рабочий класс был далеко не полностью экспроприирован и пролетаризирован; в городах он владел ещё собственными орудиями производства, в деревне промышленный труд был побочным промыслом мелких крестьян-собственников или арендаторов. Поэтому энергия буржуазии ещё не была подорвана существованием противоположности между нею и современным, осознавшим свои классовые интересы пролетариатом. А так как раздробленность Италии сохранялась только в результате иноземного австрийского владычества, под покровительством которого злоупотребления монархических правительств дошли до крайнего предела, то и крупное землевладельческое дворянство и городские народные массы стояли на стороне буржуазии как передового борца за национальную независимость. Но иноземное владычество в 1859 г. было сброшено повсюду, кроме Венеции; дальнейшему вмешательству Австрии в итальянские дела был положен конец Францией и Россией,— никто этого больше не боялся. А в лице Гарибальди Италия имела героя античного склада, способного творить и действительно творившего чудеса. С тысячей волонтёров он опрокинул все Неаполитанское королевство, фактически объединил Италию, разорвал искусную сеть бонапартовой политики. Италия была свободна и по существу объединена,— но не происками Луи-Наполеона, а революцией.

Со времени Итальянской войны внешняя политика Второй империи уже ни для кого не была тайной. Победители великого Наполеона должны были понести кару, но l’un apres l’autre — один после другого. Россия и Австрия уже получили свою долю, на очереди стояла теперь Пруссия. А Пруссию презирали теперь больше, чем когда-либо раньше; её политика во время Итальянской войны была трусливой и жалкой, совсем как во время Базельского мира 1795 года[31]. «Политика свободных рук»[32] довела Пруссию до того, что она оказалась совершенно изолированной в Европе, что все её большие и малые соседи только радовались, предвкушая, как она будет разбита наголову, и что руки у неё оказались свободными только для того, чтобы уступить Франции левый берег Рейна.

Действительно, в первые годы после 1859 г. повсюду, и в первую очередь на самом Рейне, было распространено убеждение в том, что левый берег Рейна безвозвратно перейдёт к Франции. Правда, перехода этого не очень-то желали, но его считали неотвратимым, как рок, и, откровенно говоря, не особенно боялись. У крестьян и городских мелких буржуа воскресали старые воспоминания о временах французского владычества, которое действительно принесло им свободу; а в рядах буржуазии финансовая аристократия, особенно кёльнская, была уже сильно запутана в мошеннических операциях парижского «Crédit Mobilier»[33] и других дутых бонапартистских компаний и громко требовала аннексии[34].

Однако потеря левого берега Рейна означала бы ослабление не только Пруссии, но и Германии. А Германия была расколота в ещё большей мере, чем когда-либо. Отчуждённость между Австрией и Пруссией достигла крайней степени из-за нейтралитета Пруссии во время Итальянской войны; мелкокняжеское отребье боязливо и вместе с тем с вожделением посматривало на Луи-Наполеона как на будущего покровителя возобновлённого Рейнского союза[35],— таково было положение официальной Германии. И это в такой момент, когда только объединённые силы всей нации в состоянии были предотвратить опасность раздробления.

Но как объединить силы всей нации? Три пути оставались возможными после того, как попытки 1848 г., почти все без исключения носившие туманный характер, потерпели неудачу, и в силу именно этой неудачи туман несколько рассеялся.