Роль, заметная на экране

Но мне нужно было разобраться во всем самой. Я тихо выскользнула в коридор, уже по-вечернему освещенный электричеством.

Пройдя всего несколько шагов, я остановилась. Неумно было не разузнать о партийном собрании, не спросить Лену и Маю об их собственных планах. Замечание Маи о трудности споров с кабинетными работниками и все поведение взволнованной Лены говорили, что дело неладно. А обещание Вадима снимать меня и крупно и по-всякому разве не обозначало его уверенности в своем успехе? Я сообразила все это с опозданием. Рухнувшие надежды на раскаяние Вадима, видно, совсем лишили меня здравого смысла.

Я никогда не надеялась причислить себя к «умам, способным двигать вперед прогресс», как написано в одном школьном учебнике. Мне было ясно всегда, что хорошо учиться и следить по газетам за международным положением еще не означает быть умной. И пусть бы уж при мне оставалась моя глупость, если считать умниками таких, как Вадим и Анна Николаевна. Но хотелось бы побольше простой сообразительности для того, чтобы понять, поверят ли мне, если я расскажу об их сговоре, и кому сейчас рассказать.

В эту самую минуту я увидела толстого директора киностудии, выходившего из каюты. Конечно, я почувствовала сомнение в своем поступке, но, увидев чемодан в руке толстяка, я побоялась опоздать со своим разоблачением и преградила ему дорогу.

— Простите, мне необходимо переговорить, — сказала я.

Он важно кивнул:

— Прошу.

— Не хотелось бы здесь…

Строго пошевелив бровями, он внушительно сказал:

— К сожалению, спешу.

Я схватила угол его чемодана и быстро заговорила:

— Только одну минуту… Дело вот какое… Мне известно… Вас обманывают! Я сама от них слышала! Анна Николаевна и Копылевский знают, что не смогут выполнить план… Им только важно добиться своего… Не уезжайте, нужно разобраться!

Брови ощетинились, словно колющее оружие, когда он угрожающе сказал:

— Это что за сплетни! Как вы смеете разводить в коллективе смуту? Вас, кажется, зачислили в Большой театр? Придется сообщить… Для советской артистки важен не только талант, но и сознательность…

— Я говорю правду! — воскликнула я.

Он только засопел носом и с достоинством пошел к выходу из коридора.

Видимо, для советской артистки, кроме таланта и сознательности, важно и еще что-то, чего у меня не было. Многие девочки в нашей школе за словом в карман не лезли, могли за себя постоять, я же умела только работать!..

Я увидела осунувшееся лицо Михаила Алексеевича, больше чем всегда похожего на озабоченного филина. Он неуверенно улыбнулся мне и прошел мимо вместе с худым человеком в берете, который молча поклонился. Я кивнула головой, когда они уже прошли, и побрела на верхнюю палубу.

Уже совсем стемнело. Буксиры появлялись из-за поворота с предупреждающим гудком.

Загорелись наши сигнальные огни.

Капитан Иван Агеевич крикнул что-то в переговорную трубку и остановился возле меня. Теперь мы вдвоем смотрели вслед речным путникам и встречали новых. Потом послышались шаги, и третий человек стал рядом с нами. Я даже не оглянулась, такая вдруг охватила меня усталость.

— Ну-ну! Уехало начальство. Проводил! — сказал подошедший, и я узнала Михаила Алексеевича.

— Здорово тебя драили? — спросил капитан.

— Не в этом суть! — грустно воскликнул Михаил Алексеевич. — Он мне говорит, директор-то: если бы мы не были однополчанами, так я тебя еще не так бы взгрел!

— Вы что же, вместе демобилизовались? — поинтересовался Иван Агеевич.

— Он первый, как только получил звание майора, — с готовностью начал рассказывать Михаил Алексеевич. — Его сначала директором птицефермы направили, ну я тогда и напросился к нему на работу. А когда я демобилизовался, он, оказывается, устроился в городе на киностудии. Побоялся в район ехать, все-таки не специалист он в сельском хозяйстве… Тут он сам меня стал звать. Уговаривал, что необходимо опереться на своих людей в новом деле…

Я, как всегда, позже времени взорвалась:

— Думаете, что если уток откармливать, так знания нужны, а для искусства — несколько раз в театре да в кино побывал, и хватит, можно руководить? Мы с детства учимся всю жизнь, на личные жертвы идем, а потом приходит человек, побоявшийся выращивать кур, и начинает нами командовать!

Он сердито фыркнул:

— Думаю, Анна Николаевна не много личных жертв принесла ради искусства! — А потом, усмехнувшись, добавил: — Я просил, чтобы мне прислали замену. Меня на завод завгаром приглашают. Там уж, я знаю, дело по мне… А мой однополчанин пускай сам все кругом возглавляет… Важный стал, только аллилуйщину слушает…

— А как же на партсобрании-то? — удивился капитан.

— Ну, прямо скажу, незаконно тоже он поступил. Мы с Евгением Даниловичем просили дополнительный срок, а Копылевский обещается с балетмейстером в старый уложиться. Валя-оператор за них. Вася и ассистент Лена спорят, что невозможно. Так начальство их в пессимизме, в паникерстве обвинило…

— И что же? — нетерпеливо перебил Иван Агеевич.

— При голосовании наша взяла… Ну, а директор высказался, что дядя Степа, шофер Ваня и я не авторитетны в знаниях…