Ролан Барт. Биография

Я не современница Ролана Барта. Мне было одиннадцать лет, когда он умер; я впервые услышала это имя только спустя шесть лет на курсе философии, где мне задали прочитать «Удовольствие от текста». Таким образом, я не ходила на его лекции, и большая часть его опыта мне не знакома. И тем не менее Ролан Барт – мой современник, так как я знаю, что обязана ему определенным способом чтения литературы, связью между критикой и истиной, которую я провожу, и убежденностью, что мысль происходит из письма. Рассказывая об истории его пути – экзистенциального, интеллектуального, литературного, – я хочу понять часть того, что меня сформировало и в то же время сделало это формирование возможным. К моменту смерти Барту казалось, что он пришел к поворотной точке в своей жизни, но он не думал, что с ней почти покончено. Императив vita nova, который так сильно чувствуется в последних семинарах и является следствием смерти его матери, предполагает идею не столько движения по нисходящей, сколько нового направления, придаваемого замыслам, последней жизни, к которой стремятся. В лекции о Прусте 19 октября 1978 года он говорит о важных разрывах, которые случаются в «середине жизни»: у Рансе, который оставил свет, обнаружив обезглавленное тело своей любовницы, и ушел в монастырь в Ла Трапп; у Пруста, когда он потерял свою мать; это позволяет Барту сказать в лекции «Пруст и я», объединив в одно событие смерти матерей:

Жестокая скорбь, единственная, как бы неустранимая, может представлять для меня эту «вершину частного», о которой говорил Пруст, какой бы запоздалой она ни была, эта скорбь будет для меня серединой жизни, потому что, возможно, «середина жизни» не что иное, как тот момент, когда открывается, что смерть реальна, а не только страшна[62].

Я читала «Дневник траура» февральским днем 2009 года, когда потеряла собственную мать. Я сама чувствовала себя в середине пути. Этого знака было достаточно, чтобы понять, что можно начинать работу.

Глава 1 В начале

Затерявшиеся в коробке с биографическими и административными документами в архиве фонда Ролана Барта в Национальной библиотеке Франции семь рукописных листов, разорванных пополам, а потом грубо склеенных скотчем, – это написанная в часы досуга пробная автобиография или еще живые воспоминания памяти, полной лакун, «фрагментарной памяти», как гласит подзаголовок: согласно гипотезе Анн Эршберг Пьеро, опубликовавшей их в «Лексике автора»[63], они могут быть первой версией «Припоминаний», представленных в книге «Ролан Барт о Ролане Барте»[64]. Впрочем, их можно считать и противоположной, антагонистической формой этих «Припоминаний», единственной попыткой автора написать связный биографический рассказ. Припоминание, определяемое как душераздирающая операция, указывающая на расщепленность субъекта, по сути, предполагает разрыв с континуальностью. Оно изымается из нарратива, некоторым образом монтируется и вытесняется из хронологии жизни.