Ролан Барт. Биография

Хотя это были годы, когда ученым наконец удалось произвести антибиотики, позволявшие излечивать туберкулез, когда в 1942 году Зельман Ваксман открыл стрептотрицин, а в 1943 году его ученик Альберт Шац – стрептомицин, ставший в 1944 году первым антибиотиком, полностью излечившим тяжелого туберкулезного больного, Барта в санатории лечат методами, практиковавшимися с конца XIX века, – полный покой, солнце или даже молчание и полная неподвижность. Его долгое пребывание приходится на конец этого «золотого века» санаториев, длившегося с 1882 (когда Роберт Кох открыл туберкулезную палочку) почти по 1947 год. Распорядок дня размечен измерениями температуры (по меньшей мере четыре раза в день), приемами пищи и отдыхом. Барт заболевает туберкулезом в то время, когда он убивает еще очень многих – более 60 000 смертей в 1938 году по всей Франции, большинство из них – молодые люди[268], тень смерти действительно витает на горных вершинах, где располагаются лечебные учреждения. Смерть Мишеля Делакруа 28 октября 1942 года была драматическим напоминанием об этом. Барт говорит, что никогда не чувствовал «такого безумного горя, а я здесь, взаперти, должен продолжать жить, как ни в чем не бывало»[269]. Из-за этой трагедии он на несколько месяцев впадает в депрессию. Вместе с другом он лелеял общие мечты, имел смелость желать многого (в литературе, музыке). Он вспоминает, как они ходили за людьми на улице, чтобы потом сделать из них персонажей романа[270]. Ни с кем другим Барт еще не был так близок к написанию романа. Жестокость болезни, близость смерти поразили его в самое сердце. Но туберкулез – это тоже миф в смысле бартовского «Мифа сегодня», социальный и литературный. Как писали Изабель Грейе и Каролина Крюз в книге, основанной на диссертации, защищенной в 1978 году в Высшей школе общественных наук под руководством самого Ролана Барта, «мечты и страхи общества находят важный способ выражения в чахотке»[271]. Барт уже знает это, так же как знает, что литература стала посредником для этого аффекта и что он и сам воплощает узнаваемый тип интеллектуала или писателя – так он себя представляет в мечтах – исключенного, оказавшегося на периферии мира, вдали от реальной жизни и действия. Туберкулез, бесспорно, главное событие его жизни, усиливающее некоторые черты характера – чувство отстраненности, привычку жаловаться – и при этом развивающее другие, особенно светскую любезность, которую стимулирует жизнь в разнородном обществе в литературном уединении, позволяющем сохранять относительную праздность. Парадоксальный характер места (которое изолирует, в то же время заставляя жить в коллективе) отражает двойственность социального и политического поведения: сильное желание принадлежности, но без полного участия, несколько дистанцированную приверженность без реальной ангажированности.

Эта особенность, конечно, усиливается тем фактом, что его пребывание в санатории пришлось на время войны, на время оккупации. Барт был во всех отношениях далеко. В это время у него были только неопределенные занятия, направленные на то, чтобы улучшить состояние и кое-как заполнить свои дни. В то время как его товарищи мобилизованы, попадают в плен, некоторые из них вынуждены эмигрировать или вступить в Сопротивление, в то время как в июле 1944 года он узнает о смерти своего друга Жака Вейля, присоединившегося к Сопротивлению[272], он как будто вовсе не участвует в событиях. Из Сент-Илера Освобождение выглядит как «деревенский праздник». Главные выборы и решения его поколения, за которые каждый будет потом нести ответственность и которые образуют политические и интеллектуальные силовые линии на грядущие десятилетия, его не коснулись. В ключевой момент жизни его собственная история отделилась от большой истории. Событие болезни отрезало его от других событий. Чувство, что он может оказаться деклассированным или остаться в стороне, подтвердилось фактами. Его там не было.