— Миленько. — хмыкнул Дурак.
Под запиской лежал золотистый цилиндр, толщиной с палец. Его можно было разделить надвое, покрутив составные части в разные стороны.
— Это что еще? — спросил я.
— Вот тебе справка все объясняет, но ты все равно задаешь вопросы, Артур… — возмутился внутренний голос.
— Ну извини. У меня после этой драки голова как Дом Советов. Я не знаю, что там еще за связь с предметами, и зачем мне это нужно. Кстати, я хотел еще кое о чем спросить.
— Валяй.
— Что именно я там сделал? Это ведь была очень мощная атака. — если бы не регенерация, беглянка точно бы больше никогда не встала. — Откуда оно взялось?
— Как тебе объяснить, Ким… — он вздохнул. — Оно всегда было в тебе. Твоя способность — это часть твоей души, часть твоей личности. Она навсегда остается внутри.
— Я не очень понимаю.
— Все очень просто. Человека формирует опыт. Радости и огорчения. Ты кусок глины, из которого жизнь лепит нечто определенное. Амаравати видит эту форму, видит самую суть. Даже если ты ее не видишь.
— Можно хотя бы сегодня не говорить загадками?
— Вспомни, Артур. Вспомни всех тех людей, которые смотрели на тебя свысока. К примеру, когда тебе было шестнадцать, и ты в последний раз сменил в школу. Помнишь того рыжего пацана со сломанным носом?
— Откуда ты об этом знаешь? — удивился я. — Вообще-то, я ему нос и сломал.
— Я это ты. Ты это я. Мы одно целое, и, если честно, я устал тебе об этом говорить. Так помнишь. Та еще падла. Как там его звали… Коля? Митя? И за что он тебя так возненавидел?
— Да хрен его знает. Выпендривался просто. И еще, он, кажется, был немного расист.
— А помнишь того мужика, который думал, что хочешь увести у него девчонку? Кажется, это было когда ты жил в общаге. Они потом еще вместе собрались и так отлупили тебя, что ты неделю с кровати встать не мог.
— Товарищ, а к чему мы вообще вспоминаем всех неприятных людей из моего прошлого?
— Ты сам спросил, я объясняю. Помнишь, как ты злился на них?
Я пожал плечами. — Я был молодой и вспыльчивый. Да и сложно не злиться, когда огребаешь ни за что.
— Да, я знаю, что ты чувствовал. — голос Дурака будто стал глубже. — Ты хотел ударить в ответ. Взять какую-нибудь железку, и лупить до тех пор, пока целых костей не останется. Почему ты? За что они лезут именно к тебе? Ты ведь ничего никому не сделал. Всегда пытался жить как нормальные люди, но всегда оставался чужим для них. Даже для собственной семьи. Не многие могут представить, насколько это тебя бесит. И тебя всегда очень хотелось выплеснуть этот гнев.
— Пфф. — я стер пот со лба. — Мне уже не двадцать. Да, я когда-то злился на всех, но это же обычный юношеский максимализм.
— Ты действительно очень глупый, если думаешь, что этот гнев куда-то девается с возрастом. Вся твоя личность, которую ты показываешь окружающим — непробиваемый щит, иллюзия легкости, открытости. Броня в двадцать пачек маргарина. А под ней, скрывается злость брошенного ребенка. Злость одинокого, уставшего человека, которого социальная изоляция доводит до исступления. Безмолвный крик против несправедливости общества. Вы с этой девчонкой похожи друг на друга сильнее, чем вам кажется.
— Стремительные, яростные удары дробящие кости и рвущие плоть. Вот что такое «Шесть Сотен Звезд». Иронично, неправда ли?
— Ты преувеличиваешь…
— Правда? Как-то уж очень легко ты согласился вступить в бой. Может быть, это потому, что игра дает тебе возможность выплеснуть эту боль на чудовищ, которые этого заслуживают? Разве ты не стал чувствовать себя свободнее после того, как взял в руки молот?