Час был уже поздний, и охотники устроились на ночлег в прохладном лесу на холме. Скукум во сне так громко скулил, что они раза два просыпались. Перед рассветом их разбудил волчий вой и удивительно похожий на него крик виргинского филина. Действительно, отличить короткий вступительный вой волчицы от затяжного уханья этого филина почти невозможно. В полусне Рольф услышал шум крыльев, который замер над его головой, а затем какое-то квохтанье. Он приподнялся и сел как раз вовремя, чтобы увидеть, как Скукум задрал распухшую голову и тоскливо поглядел на дикуш, рядком усевшихся на ветке над ним. Но бедный пёсик чувствовал себя так скверно, что сразу же опустил голову на лапы. Этих родственниц воротничкового рябчика Рольф видел впервые. Разглядывая их, он краем глаза заметил, что Куонеб тихонько встал, подошёл к ближайшей иве, срезал длинный прут, по меньшей мере в полтора человеческих роста, и прикрепил к его концу верёвочную петлю. Подкравшись к дикушам, всё так же благодушно взиравшим на Скукума, индеец накинул петлю на шею ближайшей и резким движением затянул петлю, сдёрнув птицу с дерева. Остальные дикуши недоуменно заквохтали, но и не подумали улететь. Точный удар прекратил страдания пленницы, прут снова поднялся, и вторая дикуша была сдёрнута вниз. Тем же способом Куонеб добыл третью птицу, и только тогда остальные сообразили, в каком опасном соседстве находятся, и взмыли в воздух.
Рольф только глаза таращил от изумления. Куонеб сложил добычу у костра и принялся за приготовление завтрака.
— Глупые птицы, — объяснил он. — Их почти всегда можно снять с дерева петлёй, особенно если тебе помогает собака. Вот рябчики не такие глупые.
Рольф ощипал и выпотрошил птиц и бросил внутренности, как обычно, Скукуму. Бедный пёсик! На него было жалко смотреть. Он грустно взглянул выпученными глазами на предложенное угощение, чуть-чуть подвигал оплывшей нижней челюстью и даже не прикоснулся к любимому лакомству, хотя всегда с жадностью его хватал. Ему не удалось открыть рот.
На месте своего ночлега трапперы поставили очередную ловушку и пошли дальше, делая зарубки на деревьях и сооружая ловушки, пока дорогу им не преградило широкое, поросшее лиственницами болото. Они начали его огибать, и вскоре вытекающий из него ручеёк привёл их к обращённой на восток ложбине. Вокруг всюду были следы дичи, и тем не менее они не были готовы к зрелищу, которое предстало перед ними, едва они осторожно пробрались сквозь высокий кустарник. Из травы поднялся олень и с любопытством посмотрел на людей. Потом встал второй, и ещё, и ещё… Минуту спустя всего в десятке шагов от них уже стояли оленей десять, а чуть дальше возникали всё новые и новые. И слева тоже. А судя по шорохам справа, и там двигались олени. Затем взвились белые флаги, и лесные красавцы неторопливыми прыжками унеслись вверх по северному склону. Они успели увидеть оленей двадцать — тридцать, но подпрыгивающие вверх-вниз, вверх-вниз светлые пятна под вздёрнутыми хвостами создавали впечатление, будто весь лес просто кишит оленями, будто их тут сотни. Рольф с Куонебом залюбовались грациозными животными, но им было радостно от мысли, что это их собственные охотничьи угодья. Да, поистине они добрались до края изобилия!
Они направились вниз по ручейку, который, сливаясь с другими такими же ручейками, скоро превратился в порядочный ручей. Им попались бобровые знаки, но только старые. Каждые четверть мили они ставили ловушки, а иногда и чаще.
Ручей здесь прорыл себе путь между крутыми глиняными склонами, образуя под ними заводи с высокими берегами. Уже некоторое время охотники натыкались на следы и другие признаки, указывавшие на присутствие выдры, а когда тихонько обогнули излучину, внезапно услышали громкий всплеск, затем ещё один, и ещё, и ещё.
Надо привязать Скукума! Но с одного взгляда стало ясно, что это лишнее. Куонеб и Рольф мягко опустили свою поклажу на землю, и больной пёсик покорно улёгся возле тюков. Охотники с величайшей осторожностью двинулись вперёд, благо лёгкий восточный ветерок дул им прямо в лицо. Они было подумали, что слышат бобров, однако никаких признаков бобровой запруды вокруг не было. Равномерное «плюх! плюх! плюх!» раздавалось довольно близко. Быть может, медведь старается подцепить лапой рыбу? Или — ох, какая неприятная догадка! — кто-то плывёт на каноэ. Но как бы то ни было, это «плюх! плюх! плюх!» не стихало.
Да, плеск явно доносился с ручья шагах в сорока впереди.
Затаив дыхание, они ползком добрались до края обрыва, и на противоположном берегу увидели то, что редко открывается человеческому взгляду. Шесть выдр — взрослая пара и четверо детёнышей — катались с горки, словно орава весёлых ребятишек: съезжали по крутому глинистому склону и плюхались в бочажок у его подножия.