Рольф в лесах

— Ей мешают мухи, — и Куонеб окинул взглядом душную, набитую мухами комнату. — Я сделаю ей палатку. — Он отвернул покрывало на кровати: несколько рыжих, плоских, крупных насекомых медленно поползли, прячась от дневного света. — Да, я сделаю палатку.

Настала ночь, и все разошлись; гости ушли в сарай. Не успели они туда войти, как среди кур поднялся ужасающий переполох; они бросились к птицам и нашли там не норку и не енота, а Скукума. При появлении хозяев он с виноватым видом выбежал из сарая и сам пополз к столбу, чтобы его привязали в наказание.

Утром Куонеб принялся строить палатку, а Рольф сказал:

— Я пойду к Уоррену за сахаром.

Сахар был только предлогом. Как только Рольф услыхал слова: «болотная лихорадка», он вспомнил, что в Реддинге могущественным средством против неё считалась иезуитская кора (позднее её назвали хинной коркой). Его мать много раз давала её больным, и всегда больные выздоравливали. Каждый поселенец, каждый торговец держит у себя запас лекарств, и через два часа Рольф вышел из лавки Уоррена с двадцатью пятью фунтами кленового сахару и бутылкой хинного экстракта.

— Ты говоришь, её мучают мухи. Отчего бы тебе не купить этой новой материи на занавески, — и торговец раскинул перед ним кисею для предохранения от москитов.

Рольфу никогда ещё не случалось видеть кисеи. Он купил десять аршин. Через два часа он уже вернулся к Ван-Трёмперам.

Куонеб поставил палатку в тени. Покрышку он сделал из простыни.

На низкой постели из сосновых веток лежала больная девочка. У входа дымился костёр из кедровых веток, и ароматный дым его проникал в палатку.

Индеец сидел у кровати и отгонял куриным крылом москитов. Глаза девочки были закрыты; она крепко спала. Рольф тихонько подошёл к ней и дотронулся до её руки: она была свежая и влажная. Он вошёл в дом со своими покупками. Мать встретила его радостным взглядом: да, Аннете стало получше; она спокойно спала с тех пор, как её вынесли из комнаты. Мать недоумевала: почему индеец хочет, чтобы кругом её были сосновые ветви? для чего дым от кедровых сучьев? к чему эта странная песня?

Вот он опять поёт. Рольф вышел, чтобы послушать. Мягко ударяя обёрнутой в тряпку палкой по оловянной сковородке, индеец пел песню. Вот слова, заученные впоследствии Рольфом:

Приди, Келускап, изгони злых духов,
Пускай не мешают моей малютке.

Аннета не шевелилась, дышала ровно. Она заснула мирным сладким сном в первый раз после многих бессонных ночей.

— Не лучше ли ей дома? — шепнула встревоженная мать.

— Нет, оставьте, пусть Куонеб делает как он хочет.

И Рольф невольно подумал: «Сидел бы кто-нибудь из белолицых с маленьким Уи-Уис, отгоняя мух от его смертного ложа?»

LII. Новое платье Аннеты

— Куонеб, я схожу за куропаткой для неё.

— Уг, хорошо.

Рольф пошёл. Одну минуту он колебался, не уступить ли просьбам Скукума и не взять ли его с собою, но потом изменил своё намерение — и к лучшему.

Скукум сыскал бы ему куропатку-мать, которую ни один охотник не станет бить в июне, а самца найти и самому легко: стоит только прислушаться. Вечер был очень тихий, и не успел Рольф отойти полмили, как вдалеке раздалось: «цзёмм, цзёмм, цзёмм, цзёмм… ррррррр», — рассыпалась дробью куропатка. Быстро и осторожно приблизился он к этому месту и подождал следующего крика. Прошло довольно много времени, всё было тихо; тогда Рольф стал на колени у мшистого, старого пня и ударил по нему рукой. Стук был похож на трещанье куропатки. И вдруг на его вызов послышался ответ: «цзёмм, цзёмм, цзёмм, цзёмм… рррр», — раздался мужественный, воинственный клич. Рольф подполз ближе и увидел птицу; важно, с горделивой осанкой, она то вскакивала на бревно, то соскакивала с него шагах в сорока от охотника. Он прицелился не в голову — рискованно стрелять в голову в сорока шагах из незнакомого ружья, — а в самое туловище. Раздался выстрел, птица свалилась мёртвая, а Рольф ощутил в сердце сильнейшую радость.

Когда он вернулся, наступал уже вечер, и Рольф застал голландцев в большом волнении.

— Индеец говорит, что не надо вносить Аннету в дом на ночь. Как же она будет спать во дворе, точно собака, или негр, или бродяга? Ведь это же нехорошо, правда? — и бедный Хендрик был явно расстроен.

— Хендрик, разве ты думаешь, что ночной воздух хуже дневного?

— Ах, я не знаю.

— Ведь ты видишь, Куонеб знает, что делает.

— Да.

— Ну, так пусть делает, как хочет. Он или я, мы можем спать около девочки, ей будет спокойно, — Рольф подумал об отвратительных коричневых насекомых там, в комнате.

Рольф очень доверял докторским познаниям Куонеба, но ещё больше верил познаниям своей матери. Он решил дать Аннете хинину, но ему не хотелось вмешиваться в лечение Куонеба. Наконец, он сказал:

— Теперь прохладно; я повешу эти тонкие занавеси вокруг её постели.

— Уг, хорошо, — но краснокожий сидел всё время у постели, пока Рольф вешал.

— Ты больше не сиди здесь, Куонеб; я за ней посмотрю.

— Скоро я дам ей лекарства, — возразил Куонеб.

Но Рольф придумал другую хитрость.