Он смотрел так, что мне отчаянно захотелось облизнуть пересохшие губы, и вместо этого я поднесла к ним бокал шампанского.
Единственная женщина в мужском коллективе — студенческом, а потом рабочем, — к мужскому вниманию я привыкла: все же привлекательностью меня Господь не обделил. Но до сих пор от этого внимания, иногда молчаливо-пристального, иногда навязчиво-раздражающего, иногда нахально-напористого, мне легко удавалось отбиться.
А сейчас отбиваться не хотелось. Более того, жадная до этого внимания женская сущность старательно просачивалась сквозь возведенные укрепления, определенно не желая помнить о прошлых ошибках.
Разлившиеся в воздухе ноты вальса лишили меня необходимости как-то реагировать на последнее замечание герцога. Я отставила полупустой бокал на ближайший столик и приняла протянутую руку, чтобы проследовать вслед за хозяином дома в центр зала.
Движения были привычными, отточенными за годы обучения — вскинуть руку, пристроить на твердой мужской ладони, прогнуть спину, ощутить прикосновение к лопаткам, голову чуть вбок, и-и-и… раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три.
Герцог вел умело. Массивное тело двигалось не с медвежьей неуклюжестью, а легко, пластично. С таким партнером даже самая неловкая дама могла почувствовать себя уверенно.
А я в полукольце рук неожиданно ощутила себя отрезанной от окружающего мира.
Люди вокруг исчезли, превратились в цветные смазанные пятна. Остался только паркет под ногами, музыка, растворенная в воздухе, и ощущение сильных рук, кружащих меня в танце.
Раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три.
И мне казалось, что я кожей ощущаю прикосновение взгляда, очерчивающего контур моего лица, стекающего вниз по шее, по открытой линии плеч, на грудь, приподнятую корсетом. И казалось, что на очередном повороте меня инерцией прижало ближе, неприлично ближе, почти вплотную, но не было и мысли отстраниться, только сердце, и без того разогнавшееся в ритме вальса, заколотилось еще быстрее.
И когда мелодия оборвалась на пронзительной ноте и мир прекратил вращаться, я не посмела поднять на герцога глаза. Я не хотела, чтобы он прочитал в них то, что я в данный момент испытывала. Присев в глубоком благодарственном реверансе, я со всей доступной торопливостью покинула центр зала, спеша смешаться с толпой. Рука, которая только что лежала в чужой ладони, горела, а выровнять дыхание никак не получалось.
«Всего лишь долгое отсутствие танцевальной практики», — неубедительно заверила я сама себя и приказала успокоиться.