Ром

Едва ли он так уж заинтересовался «Золотыми россыпями Элизиума». Но, выполняя официальное поручение Министерства по делам колоний, он в два счета исследует бассейн реки Маны. О результатах своей поездки он докладывает на разнообразных конференциях и рассказывает в двух статьях, напечатанных в «Тан» (7 июня 1907) и «Иллюстрасьон» (6 июля 1907). Помимо этого, выходит в свет его брошюра «Переселение индусов в Гвиану» — по ней сразу видно, как хорошо он знает страну и проблемы ее трудовых ресурсов.

После этих работ его избирают членом Географического общества и Общества инженеров в колониях.

Он охвачен жаждой деятельности. Предлагает в «Пти Нисуа» серию статей о каторжанах родом из Приморских Альп. Продолжая тему, публикует в «Матэн» репортаж с каторги, опередив этим небезызвестного Альбера Лондра [8]на несколько десятилетий.

Это еще не все. Он получил концессии. Во Франции ему удается заручиться поддержкой Общества золотых приисков в Марони.

В ноябре 1908 года правительство Французской Гвианы выдвинет его на соискание звания кавалера ордена Почетного легиона: «Начал во Французской Гвиане разработку лесных и сельскохозяйственных угодий. Это предприятие — первая серьезная попытка колонизации с помощью рабочей силы, состоящей из уголовников», — читаем мы в рапорте губернатора Родье.

Такова видимость. Но что же стоит за всеми этими лестными успехами?

В Гвиане сходит на берег человек. Никто не знает его. У него есть несколько рекомендательных писем. Денег совсем чуть-чуть. Совершенно еще зеленый, «новобранец». Что сразу видно по его воодушевлению. Он ни в чем не сомневается. Его наивность вызывает улыбку. Он хочет исследовать бассейн реки Маны? Да пусть его исследует! Старые жители колоний лишь окидывают новичка равнодушным взглядом.

Но вот он возвращается из глубинки. Как, его не сожрали ни тигровые кошки, ни крокодилы? Что, и удавы не переломали ему хребет? Ему что же, удалось живым и невредимым уйти из джунглей? Тем лучше, тем лучше. Старые первопроходцы приветствуют его — ведь этого требует вежливость.

Но тут человек начинает говорить о золоте, о розовом дереве, об эфирных маслах. Он бегает по кабинетам, пытаясь выбить концессии. Он хочет работать.

Этого тощего, как жердь, человечка с запавшими, уже бледнеющими от лихорадки глазами разглядывают пристально, в упор. На него смотрят с сочувствием. Должно быть, солнце ударило ему в голову. Ну точно, чего тут еще говорить. Работать хочет? Так что ж — пусть работает! Осталось только взять кайло, и пусть отправляется куда хочет. Как тут удержаться от смеха. Вот ведь простодушие-то!

«Я был рабочим; я возделывал каучук, и я был рудокопом на приисках… Из грязи до самого чрева и смрадной тени лесов, вызывающей лихорадку по десятку дней в месяц… Потом я стал бригадиром и плантатором. Тринадцать лет я вел с Природой борьбу, в которой гибнут самые лучшие…» — эти слова Жан Гальмо в 1919 году напишет Жоржу Мореверу во взволнованном письме, цитировать которое мне еще предстоит.

Приключение? Вот оно. Приключение с большой буквы: вкалывать, вкалывать, вкалывать.

Начинают с нуля. Надо заставить себя уважать. Об удовольствиях Лазурного берега приходится забыть. Никогда, ни в единый миг нельзя дрогнуть, дать слабину. Кругом засады и ловушки: что ж, тем лучше. Лес полон опасностей и безлюден: ничего не поделаешь. Люди согласны работать, только если найти к ним подход. Припугнув их, далеко не уедешь. А лихорадка? Хо-хо! Да разве это причина, чтобы бросить работу? Надо бороться. В лесу опасность таится повсюду — на холмах, в низинах. Впереди, позади. Надо держать ухо востро. Ружье должно быть всегда наготове, как и коробочка с хинином — в кармане.

Можно ли догадаться об этом, читая между строк об успехах Жана Гальмо?

Поговорим о них, об этих успехах. Вкладчики там, в Европе, радуются — ведь «Общество золотых приисков в Марони» звучит совсем неплохо. Теперь пусть-ка этот красавчик Гальмо выпутывается сам! Денег ему отвалили достаточно!