Роман

Так что в этой дискуссии я всем сердцем на стороне тех молодых художников, кому хватает смелости освободиться от сковывающих их пут, но при этом считаю, что долг каждого из них перед обществом — помочь совместить несовместимое, поддерживать правительство в его благих начинаниях, проявлять заботу о несчастных и оказывать поддержку молодым талантам. Все это близко и понятно моему сердцу.

Но мое сердце не принимает тех, кто утверждает, что стремление к свободе творчества толкает людей на путь измены своему народу и оправдывает истребление людей, которые им не нравятся.

Когда он уходил с трибуны, аудитория задумалась, тишину нарушали только аплодисменты самых горячих сторонников. Тем не менее казалось, что все были тронуты его мнением о себе как писателе и его готовностью поделиться с ними непреходящими ценностями рода человеческого. Когда он добрался до своего места, Эмма сказала просто:

— Это надо было сделать. Впустить свежую струю воздуха в эту аудиторию.

Для меня лично симпозиум так ярко высветил предательство Паунда, что мне нестерпимо захотелось до конца разобраться в решающем вопросе, который я так и не смогла прямо поставить в нашей долгой беседе с Ивон, состоявшейся накануне. Поэтому, когда она подвезла меня домой на своей машине, взятой напрокат, мы еще какое-то время посидели с ней около дома. Я задала ей вопрос, который так мучил меня:

— С тех пор как Стрейберт бросил свою работу или был уволен — мне это трудно понять, — Тимоти несколько раз ездил к нему в Темпл. Говорит, что ему нужна помощь Стрейберта в его работе над «Диалогом». Как вы думаете, не может ли это вылиться во что-то, скажем, более запутанное?

— Вы хотите сказать, не оказывает ли он на него дурного влияния?

— Вы догадливы.

— Миссис Гарланд, сегодня днем я вам сказала с полной уверенностью: ваш внук совершенно самостоятельный человек. И никто не в состоянии оказать на него дурное влияние. — Она засмеялась и указала мне на то, о чем я никогда не задумывалась: — Миссис Гарланд, ваш внук работает также и со мной. И частенько приезжает для этого в Нью-Йорк. Вы никогда не задавались вопросом: а не может ли она сбить его с пути истинного?

— Значит, вы считаете, он достаточно прочно стоит на ногах, чтобы не быть в опасности?

Она уклонилась от ответа на мой вопрос, спросив:

— Кстати, а кто пригласил Стрейберта на обед вчера вечером?

— Я пригласила. Он мне нравится. И нравился всегда. Я считаю его прекрасным человеком. Кстати, кто подбежал вчера вечером, чтобы поцеловать его?

— Я всегда уважала его. И все еще уважаю, несмотря на его заявление в газетах. Надеюсь, что он образумится.

— А вот пожилая женщина, — продолжала я, — может получать удовольствие от общения с ним, но, тем не менее, опасаться его влияния на своего внука.

— Вы спросили, крепко ли Тимоти стоит на ногах. Да он просто бульдог! Не хотела бы я оказаться на его пути. — И добавила: — Я считаю, что более прекрасного парня его возраста не сыскать по всей Америке. Ему удается все без исключения, так что будьте спокойны.

Ее слова прозвучали столь убедительно и недвусмысленно, что я, отправляясь спать, говорила себе: «Иметь сына с ярко выраженным талантом, которому открыта дорога, — это то, о чем: мечтают все родители». И сон мой был безмятежен.

* * *

РАНО УТРОМ В ПОНЕДЕЛЬНИК, 4 НОЯБРЯ В этот день по причинам, которые откроются позднее, я оставила страницу незаполненной, но через несколько дней от миссис Мармелл потребовалось представить полиции объяснение, как она провела день 4 ноября, и я предпочла привести ее рассказ в дословной записи полицейского стенографиста, вместо того чтобы самой восстанавливать события того времени.

Комиссару полиции

Дрезден, Пенсильвания

Среда, 6 ноября 1991 года

Заявление миссис Ивон Мармелл

«Кинетик пресс», город Нью-Йорк