Роман

Зоя сказала правду. Этот обрыв действительно был ее любимым местом. Каждый раз, выезжая с Романом на верховую прогулку, она не могла не оказаться у обрыва и, бросив поводья, подолгу смотрела на озеро. Обычно выражение ее красивого лица было такое, словно она готовится броситься вниз и, обернувшись диковинной птицей, лететь, лететь над водою, полем, лесом. В такие минуты она, казалось, забывала обо всем, и это тревожило Романа. В нем зрело смутное предчувствие чего-то резкого и безжалостного, что может обрушиться на него по воле этой девушки-птицы, так упоенно жаждущей свободы. Теперь же в ее лице, помимо неутомимой жажды свободы, появилось выражение абсолютной уверенности в себе. Роман искоса смотрел на Зою и чувствовал какой-то демонический холод, проистекающий от черной, влитой в седло фигуры, от прекрасного, словно выточенного из слоновой кости лица.

- Да, лихое место, - проговорил Воеводин, поправляя свою жокейскую фуражку, - Зоя Петровна, у вас голова не кружится?

- Кружится. От желания прыгнуть, - ответила Зоя, не отрывая взгляда от раскинувшихся за озером полей, - Были б у моей Розы крылья, сейчас бы так и полетели с нею над землей...

- Et vous nous laisseriez manger par les loups du coin, - пробормотал усмехаясь Воеводин.

- Я люблю летать, - проговорила Зоя чуть слышно, - Очень люблю.

Они постояли молча, и вдруг Роман неожиданно для себя произнес:

- Завтра Пасха...

Зоя повернулась и, внимательно посмотрев на него, ничего не сказала.

Воеводин быстро кивнул и произнес рассеянно:

- Мдас... действительно...

Роман устыдился своей фразы, а потом устыдился и собственного стыда. "Как все глупо", - мучительно подумал он, глядя, как Зоя разворачивает лошадь, "Совсем рехнулся. Веду себя, как олух..."

Развернувшись, они поехали шагом.

- Роман Алексеевич, вы надолго здесь? - спросила Зоя.

- Боюсь, что надолго.

- Почему?

- Я больше не служу.

- Правда? И кто же вы теперь?

- Ну.. наверно - свободный художник.

Она улыбнулась и повторила, растягивая слова:

- Свободный художник. Но все-таки это лучше, чем ад-во-кат.

- Я тоже так думаю, - проговорил Роман и попытался улыбнуться.

- Вы служили адвокатом? - спросил, или вернее, выкрикнул Воеводин, ехавший справа от Зои.

- Да, - быстро ответила за него Зоя, - У Романа Алексеевича была очень хорошая репутация. Он стольких спас от безжалостной Российской Фемиды.

- Вы преувеличиваете, - усмехнулся Роман, - Последнее время я был вовсе равнодушен к моим подзащитным.

- C'est difficile a croire, - молвила Зоя, - Для вас - все что угодно, только не равнодушие. Вы не умеете быть равнодушным...

Впервые за все это время ее голос обрел естественность и стал похожим на голос той Зои, которая была раньше. Но эти знакомые интонации не успокоили Романа, а наоборот, укололи его сердце новой болью. Эта фраза о равнодушии невероятно просто и ярко напомнила Роману, что перед ним та самая Зоя, которую он целовал под сенью ночных лип и подсаживал в растворенное окно террасы.

И словно почувствовав это, Зоя снова резко ударила стэком свою Розу, сорвалась с места. Воеводин заспешил следом, а Роман слегка поотстал, не слишком погоняя Орлика.

Так, друг за другом, они проскакали до самого бора.

Зоя выбрала другую дорогу - широкий большак, ровно и прямо пронизывающий бор, и понеслась черной молнией сквозь залитый солнцем лес. Лишь на середине поля, у развилки дорог, остановила тяжело дышащую Розу, похлопав по взмыленной шее:

- Ah, mа chere petite fille.

Разгоряченный ездой Воеводин подъехал к Зое и, сняв наотлет свою фуражку, произнес, почти декламируя:

- Зоя Петровна вы бесспорная чемпионка всех наездниц и наездников! Браво!

- Я боялась, что вы потеряетесь в бору! - рассмеялась Зоя.

- Ни за что! - выкрикнул своим хоть басовитым, но все еще юношеским голосом Воеводин, - Как тут замечательно! Какие места! Вот бы где устраивать скачки!

- Вы тоже так думаете. Роман Алексеевич? - неожиданно спросила Зоя, взглянув на подъехавшего и стоявшего поодаль Романа.

- Не думаю, - сухо ответил Роман.

- Ах, да, вы же боялись разбиться, - насмешливо, но с какой-то мягкостью в голосе проговорила она.

- Я боялся за вас, - все так же сухо проговорил Роман и вздрогнул, поразившись неуместности своей фразы.

Зоя замолчала, перестав улыбаться.

Воеводин непонимающе смотрел на нее. Молча они стояли на развилке. Правая дорога вела в сторону дома Романа, левая к Красновским.

Роман приподнял шляпу:

- Прошу простить. Мне уже пора.

- Очень рад был познакомиться, - кивнул Воеводин.

- До свидания, Роман Алексеевич, - тихо проговорила Зоя.

- До свидания, - ответил Роман и, развернув Орлика, хлестнул его стэком по крупу.

VII.

"Боже мой, неужели это была Зоя?!" - мысленно в который уже раз спрашивал себя Роман, расхаживая по своей комнате и нервно куря, - "Холодная красотка с патологическим кокетством, упивающаяся собой - Зоя? Зоя - не замечающая меня, Зоя - со смехом принимающая идиотские комплименты этого клетчатого паяца? Зоя - с артистической глумливостью перечеркивающая все, что было между нами? Не верю, не верю!..."

Сжав себя пальцами за локти, он присел на кровать.