Роман

Кровь хлынула из шеи трупа, заливая пол. Голова лежала рядом, и одна из рук вцепилась ей в волосы. Роман вытер топор полой тётушкиного халата и пошёл по коридору. Татьяна двинулась за ним. Подойдя к двери комнаты Аксиньи, он осторожно открыл её и вошёл. Оставшаяся за порогом Татьяна стала трясти колокольчиком.

В комнате было темно и раздавался равномерный храп.

Постояв немного и привыкнув к комнате, Роман разглядел Полю и Гашу, спящих на печке. Он осторожно приблизился к ним и, держа за собой руку с топором, потряс их за плечи.

– Что? Что? – забормотали сонные женщины, поднимая головы.

– Встаньте, пожалуйста, надо помочь, – сказал Роман.

Охая и бормоча, женщины заворочались на печке.

– Быстрей! Тётушке плохо! – громче сказал Роман.

Женщины стали слезать с печки по небольшой приставной лесенке. На них были длинные ночные рубашки. Роман отодвинулся, пропуская их к двери, и как только они оказались впереди него, быстро ударил их топором по затылкам.

Женщины замерли на месте и мгновение стояли как каменные. Затем оказавшаяся слева Поля стала беззвучно валиться на пол, а Гаша, схватившись за голову, медленно повернулась к Роману, недоумённо проговорив:

– Ой, мамоньки…

Роман ударил топором и сбил её с ног.

– Мамоньки… мамоньки… – повторяла Гаша и заворочалась в темноте.

Роман стал бить её наугад и бил до тех пор, пока она не перестала шевелиться.

Потом он дважды ударил по голове неподвижно лежащую ничком Полю. Всё это время Татьяна стояла за дверью и трясла колокольчиком. Перешагнув через трупы, Роман вышел к ней в коридор и притворил за собой дверь.

Татьяна опустила руку с колокольчиком. Они посмотрели в глаза друг другу.

– Ты должна быть всегда рядом, – сказал он.

– Я буду всегда рядом, – ответила она и осторожно стёрла с его щеки несколько капель крови и желтовато-розовый кусочек мозгового вещества. Рядом с комнатой Аксиньи была буфетная. Роман осторожно открыл дверь и вошёл, сделав знак Татьяне. Оставшись за дверью, она тряхнула колокольчиком.

В буфетной было светлей, чем в комнате Аксиньи, – шторы не задёрнули, и свет полной луны проникал внутрь.

На кушетке у окна, между двумя громоздкими буфетами спал повар Никита.

Он лежал на спине, укрывшись до подбородка узким лоскутным одеялом и скрестив поверх одеяла на груди свои костлявые руки.

Освещённое луной лицо было спокойно.

Роман пошёл к лежанке, поднимая топор, но, проходя мимо правого буфета, задел стоящий с краю подсвечник.

Подсвечник громко упал и покатился по полу.

Никита глубоко вздохнул и, разлепив губы, пробормотал:

– Под… берёзовое…

Роман осторожно переступил через подсвечник и на цыпочках приблизился к изголовью кушетки.

Повар спал.

Роман не спеша примерился и с выдохом всадил топор ему в лоб. Скрещённые руки Никиты слабо дёрнулись, пальцы задвигались. Отсечённая верхняя часть черепа упала за изголовье кушетки, обнажённый мозг в голове повара блестел под лунным светом, лицо оставалось неподвижным.

Роман вытер топор одеялом и вышел из комнаты.

Татьяна ждала его с колокольчиком в руке.

– Иди за мной, – сказал он и двинулся по коридору.

Она пошла следом.

Миновав опустевшую кухню, они дошли до двери, выходящей во двор.

– Нам нужна свеча, – сказал Роман, – возьми на кухне свечу и спички.

Татьяна зашла на кухню и вскоре вышла со свечой и спичками. Роман открыл дверь, они спустились по трём деревянным ступенькам и оказались во дворе.

Здесь было прохладно, и всё хорошо освещалось луной. Впереди стояли хлев, стойла, кладовые. Прямо за ними был сенной сарай. Роман пошёл влево, Татьяна пошла за ним.

Они обошли стойла и приблизились к сенному сараю.

– Зажги свечу, – тихо сказал Роман.

Татьяна зажгла свечу. Роман подошёл к лестнице, приставленной к сараю, и повернулся к Татьяне.

– Дай мне свечу, – сказал он.

Она передала ему зажжённую свечу.

– Стой здесь и звони, – сказал он и полез по лестнице, держа в левой руке свечу, а в правой топор.

Татьяна затрясла колокольчиком.

Роман поднялся до последнего венца сарая и посветил внутрь свечой. Почти до самой крыши сарай был заполнен сеном.

Справа на широкой подстилке спали шесть парней в кумачовых рубахах. Слева прямо на сене, накрывшись тулупом, спал конюх Куницына Гаврила.

Роман осторожно перелез с лестницы на сеновал. Сено зашуршало под ногами.

Он подошёл к Гавриле, посветил свечой.

Потом примерился и ударил два раза топором по голове. Гаврила захрипел и заворочался. Роман ударил ещё два раза, и Гаврила затих. Роман подошёл к остальным.