Роман Арбитман: биография второго президента России

Время действия — 2000 год. Действующие лица — московские писатели. «Узнав, что новый глава государства закончил филфак и, стало быть, их некоторым образом коллега, мастера слова коллективно воспряли духом, — иронически замечает А. Колесников. — Они дружно изготовились и стали ждать, когда их призовут в Кремль, дабы узнать их мнения о будущности России. После инаугурации прошел месяц, два, полгода, а президент упорно не замечал господ сочинителей. «Толстые» литжурналы, как и прежде, получали субсидии от Минфина, но ни золотого дождя именных президентских грантов, ни внимания Кремля к писательским персонам так и не случилось. Даже самым терпеливым «инженерам человеческих душ» вскоре сделалось ясно: ими пренебрегают…»

15 декабря 2000 года самый младший (28 лет) из секретарей Союза писателей Российской Федерации Захар Шергунов не выдержал томительного ожидания и обратился к Роману Ильичу с открытым письмом в «Литературной газете» под рубрикой «Наболело».

«Зная, что русская словесность, которую я имею честь представлять, Вам не совсем уж чужда, — цитируем фрагмент этого обширного письма, — мы смеем надеяться, что вам интересны не только мертвые старики из школьных учебников литературы, но и мы, живые думающие ваши современники, небезразличные к судьбе страны и готовые поучаствовать в ее духовном окормлении. Дееспособные литераторы всех возрастов (и, прежде всего, мы, молодые) желали бы прояснить для себя, какова сегодня наша генеральная линия и каков социальный заказ. Считается, будто всякий писатель есть оппонент действующей власти, но это заблуждение. Мы — не разрушители, а созидатели. Мы хотели бы строить великую Россию рука об руку с российской властью. Поэтому нас обижает и настораживает демонстративное невнимание Кремля к тем, кто сегодня составляет золотой фонд нации…»

Роман Ильич откликнулся чрезвычайно быстро: уже через день пресс-служба главы государства распространила его ответ, перепечатанный затем «Известиями» и «Комсомолкой». В отличие от пространного письма Шергунова президентский текст был краток.

«Уважаемый Захар Максимович!

Ваш коллега Леонид Соболев, выступая на Первом съезде СП СССР в 1934 году, сказал: «Партия отняла у советского писателя только одно право — право писать плохо». Знаете Вы эту крылатую фразу? Если да, забудьте о ней. Эпоха тоталитаризма давно миновала, и времена господства одной партии остались в прошлом. Мне как главе государства не хотелось бы ни в чем ущемлять писателей — и уж тем более отнимать у них право, насущное для многих.

Сегодня Вы свободны: творите, выдумывайте, пробуйте. Вы ограничены только Конституцией РФ, а в остальном можете писать, как хотите, где хотите и о чем хотите. Не существует никакой «генеральной линии» и никакого «соцза-каза». Упомянутые Вами «мертвые старики», между прочим, прекрасно без них обходились. Ну а если Вы сами не знаете, о чем Вам писать, и спрашиваете совета у власти, то, может, Вы ошиблись в выборе профессии?

Роман Арбитман

Москва, Кремль, 16 декабря 2000 года».

Реакция на это письмо была неоднозначной. Декларирование невмешательства власти в сферу творчества пришлось по душе тем, кто не нуждался в государственной кормушке, и глубоко уязвило тех, кто по инерции думал, что «поэт в России — больше, чем поэт» и что сама принадлежность к касте творцов автоматически дает человеку некие преференции, духовные и материальные.

«Смысл письма прост: пошли вон, дармоеды! — с горечью говорил тот же Захар Шергунов на расширенной коллегии секретариата СП РФ (цитируем по неправленной стенограмме). — Выкручивайтесь, как хотите. В вашей поддержке, любви и преданности государство не нуждается! А если я хочу любить свое государство и строить светлое будущее под его руководящей дланью? Что тогда? Мне что, из-за этого в Думу прикажете избираться? На телевидение идти?»