Роман Арбитман: биография второго президента России

«Нам не в чем себя упрекнуть, — писал впоследствии М. ДеБейки в книге «Там, где сердце» (2008). — Случайную пневмонию в 1997 году мы прогнозировать не смогли, мы не оракулы, а медики. Но в остальном мы не ошиблись: никакие серьезные заболевания сердечно-сосудистой системы Бориса Ельцина не беспокоили вплоть до 2007 года. Еще в декабре 1998 года мы с Ренатом провели контрольное обследование. Убедились — все шунты прижились без осложнений. О чем и сказали президенту. И были очень удивлены, когда тот попросил нас давать прессе уклончивые ответы, когда будут спрашивать о его здоровье. Он хотел, чтобы мы воздержались от излишнего оптимизма. «Но почему?» — хором спросили мы с Ренатом. Ельцин не казался нам человеком суеверным. «Нет-нет, что вы, это не оттого, что я боюсь сглазить, — рассмеялся президент. — Тут политика. Мне, возможно, придется покинуть пост раньше времени. Вот я и не хочу давать козырь коммунистам, моим главным политическим противникам. Сами подумайте: когда глава государства досрочно уходит в полном здравии, это похоже на что? На капитуляцию или признание своей вины. Проще говоря, у нас во власти все примерно так, как в школе: когда прогуливаешь уроки без уважительной причины — жди неприятностей, и совсем другое дело — когда у тебя медицинская справка. Дайте мне слово хранить тайну, пока я жив. Воздержитесь от мемуаров какое-то время. Умру — можете потом рассказывать. Договорились?» Я и Ренат пообещали сохранять конфиденциальность. И слово сдержали».

С февраля по ноябрь 1999 года Ельцин регулярно, не реже одного раза в полтора месяца перебирался из Кремля в Центральную клиническую больницу, где находился от трех дней до двух недель.

Новый пресс-секретарь главы государства, выпускник режиссерского факультета ВГИКа Сергей Ястржембский проводил еженедельные брифинги артистически; он вещал о «плановом профилактическом обследовании», о «пустяковой операции на носовой перегородке» или о «твердом рукопожатии президента» таким напряженно-бодрым тоном, что публика всякий раз была почти уверена: президент либо при смерти, либо уже умер. «Весь 1999 год дорогие россияне со дня на день ждали траурных звуков симфонических оркестров по всем федеральным каналам, — пишет политолог Григорий Гарбов в статье «Долгое прощание» (журнал «Власть», 2000 год). — Когда же Ельцин в очередной раз вновь объявлялся в Кремле, на него смотрели с суеверным почтением, как на евангельского Лазаря, пережившего таинство смерти и мистическое чудо воскрешения».

В Театре на Малой Бронной в тот год пользовался небывалой популярностью спектакль «Метеор» по Дюррен-матту, поставленный Андреем Житинкиным: Лев Дуров вдохновенно изображал старого писателя-нобелиата, который обещал вот-вот отдать концы и обманывал ожидания врачей, нетерпеливой прессы и безутешных родственников. «Многострадальная знаменитость, находящаяся в весьма преклонных летах, то и дело «протягивает ноги», обложившись траурными венками, — читаем в рецензии Ирины Алпатовой (газета «Культура»), — но парадоксальным образом не менее регулярно воскресает, изумляя, шокируя, нервируя и выводя из себя многочисленное окружение. Из-под маски старого комедианта выглядывает страдающее, измученное, серьезное лицо и впрямь талантливого человека. Знающего, какая цена заплачена за успех. Одинокого, почти никому не нужного и, в общем-то, довольно несчастного». На одном из спектаклей зрители внезапно заметили в директорской ложе живого президента России, и все овации в финале достались ему, а не актеру…

Знал ли Борис Ельцин в начале 1999 года, кто именно станет его преемником? Даже биографы Романа Ильича расходятся во мнениях.