В приемную Карагодина я пришел загодя, минут за двадцать до назначенного срока. Секретарша Зоя холодно со мной поздоровалась, на мою попытку вызвать на разговор не отреагировала. «Эти шавочки, – подумал я, – только подгавкивают своему хозяину. Чего на них обижаться?».
– Вот, распишитесь, пожалуйста, здесь… В получении уведомления, – сказала Зоя.
– В уведомлении чего? – не понял я.
– В том, что администрация вас уведомляет, что из-за дефицита бюджетных средств она выходит из состава учредителей районной газеты «Краснослободские зори»…
Я расписался и трижды перечитал врученное мне уведомление о выходе из состава. Это означало одно: искать справедливости через суд было бесполезно. Мне отрезали и этот путь к маневру. Мол, нет денег – вот и перестали финансировать газету. Найдут другого главного редактора, попокладистее да поласковее сосущего матку, – деньги, разумеется, в бюджете сразу найдутся. Чертенок осваивал искусство управления муниципальным образованием весьма успешно. Способный ученик.
– Воды? – заволновалась Зоя, глядя на мои дрожавшие руки.
– Спасибо, – покачал я головой. – Не гимназистка, в обморок не упаду.
– А где вы сейчас, Иосиф Климович? – спросила секретарша и сама глотнула водички.
– В России, – ответил я. – Сами видите…
– Я не об этом…
– А я как раз об этом.
– Пишите всё?
– Всё пишу.
Один из телефонов на Зоином столе зазвонил. Девушка сняла трубку и кивнула мне:
– Можно заходить.
– Благодарю вас, барышня.
Степан Григорьевич сидел за столом торжественно и монументально. В голову сразу же пришла строчка из песни нашей юности: «Сижу на нарах, как король на именинах».
– А-а… – оторвался он от документов, с которыми, как я думаю, не только работал, но и спать ложился в одну койку. – Господин писатель!.. Какими судьбами?
– По вашу душу, – грустно пошутил я.
– Я вызывал?
– Моргуша сказала, что вы… На восемнадцать ноль ноль. Вот явился, не запылился…
– А зачем это я тебя вызывал? – издевался Степка-чертенок. – Ты, мой дорогой однокашник, не знаешь?
– Знаю, – ответил я. – Уведомление вручить. Чтобы, так сказать, не возникало никаких юридических иллюзий у безвременно уволенного главного редактора.
Он засунул длинные пальцы под модные полосатые подтяжки, оттянул резинку и звучно, будто выстрелил, себя по пивному животу.
– Я вас, Иосиф Климович, не увольнял… Я вас уведомил, что денег на газетку, которая слона покусывает, как сбесившаяся шавка, в бюджете района нет. А на нет, в России, как известно, суда нет…
– Я и не собирался в суд идти.
– Можем и полюбовно договориться…
– Не верю… Так один режиссер давал оценку игры своих актеров.
– Только без оскорблений. Я не актер. А ты, тем более, не режиссер. Ты – безработный. Значит, никто.
– И последние станут первыми…
– Это, мой друг Иосиф, все сказки… Первые и стали первыми. Это историческая правда. Ты ведь историк по основному образованию?
– Если под «первыми» вы подразумеваете первых секретарей, то это действительно исторический факт. Признаю…
Он помолчал, улыбнулся:
– Редкий случай, когда вы, господин бывший главный редактор, признаете свои ошибки… Это говорит мне о том, что не все еще потеряно.
– Уведомление вручено. Я могу идти? – спросил я.
– Куда вам торопиться, товарищ безработный… Вы теперь воистину богатый человек – столько свободного времени… Хоть отбавляй. Позавидуешь.
– Спасибо. Черной зависти мне не надо…
– Не обижайся, Захар! Не обижайся… – он достал дорогу сигарету, скрученную из кубинского сигарного табака, прикурил от настольной зажигалки. – Как знать, может быть, придет время – и еще поблагодаришь меня за это благодеяние.
– Зачем же ждать? Поясной поклон вам от всей нашей семьи Захаровых, – сказал я и даже символически поклонился хозяину кабинета.
– Всё ёрничаешь, – покачал он уложенной в парикмахерской головой. – Вы с Шулером в классе первыми клоунами всегда были. Клоунами и остались…
– Иногда глазами клоуна видно дальше.
– А я ведь тоже не слепой. Все, Захар, подмечаю. Все мне докладывают подчиненные.
– Стучат…
– Зачем так грубо? Кто владеет информацией, тот владеет миром.