Роман без последней страницы

– Сколько ж тебе лет, дядька?

– Двадцать шесть, – ответил Проня.

– Выходит, ты всего-то на семь лет старше меня? – Манечка растерялась. Она-то думала, что он как ее батька.

В декабре ее перевели на делянку рубить сучки. Работа такая: брать по одной хлыстине и рубить ветки с лапками. У макушки, где тонкий сучок, – легче. К середке – потяжелей. Как обтешешь залыску[19], ее раскорчуют. Потом все вместе грузят бревна на сани. Снег глубокий, а бревно нужно поднять. Провалишься в сугроб по грудь и ничего сделать не можешь.

Возчик Проня, хоть и с одной рукой, всегда помогал бабам. Когда и прикрикнет, а глаза добрые-добрые и синие-синие. И морщинки вокруг глаз светлые, будто незагорелые.

В первый же день Манечка промахнулась и топором тюкнула себе по ноге. Прорубила через батькины кальсоны до самой кости. К утру нога загноилась, до делянки Маня еле доковыляла. Мучилась несколько дней, а когда терпеть сил не осталось, пошла в медпункт к фельдшеру. Фельдшер – немец, переселенец с Поволжья, ногу лечить не стал, сказал – сама заживет.

Возчик Проня, когда узнал, пошел и дал ему по башке. Тот сразу принес мазь, и все зажило.

Теперь Манечка часто уезжала домой на санях. С Проней всегда хорошо. С другими возчиками – если прицепится. Вальщицы и рубщики цеплялись за бревна, потому что в село сани отправляли только гружеными.

Бывало, и падали. На ее глазах шестнадцатилетний мальчишка, переселенец с Украины, под сани свалился на всем ходу. Когда его тело привезли к бараку, мать рвала на себе волосы, кричала, звала сына по имени: «Михальцуне!» – верила, что он еще жив, одеялом укрывала, встать уговаривала.

Бабы вокруг нее обревелись. Да что ж делать, его уж не вернуть.

Рожать Манька стала в лесу, когда рубила сучки. Отбросила топор, схватилась за живот и упала на мягкие лапки[20]. Крикнула:

– Бабы, рожаю!

Там же, на делянке, у нее отошли воды. Из лесу понабежали вальщицы, схватили ее под руки и потащили к саням. Сбросили бревна. Проня кинул в сани свой тулуп, сам остался в тонкой фуфаечке. Маньку уложили поверх тулупа.

Проня гнал лошадь до самой теткиной хаты. Пока ехали, нет-нет обернется да скажет:

– Манечка, почему не кричишь? Кричи, легче будет!

Как привез в теткин двор, взял одной рукой и потащил ее в дом. Тетка велела положить Маньку на кровать, кинулась греть воду и рвать тряпки. Проня поехал за повитухой. Та, когда приехала, ребенок уже вышел, только пупик отрезала. Помыла его, к Манечке на кровать подложила.

– Мальчонка слабенький, недоношенный.

А Манечка про себя так решила: если – сынок, колбинская старуха ее не обманула. А значит, и выживет, и вырастет, и большим начальником станет. Она приложила сына к груди, тот присосался и посмотрел на нее будто бы взрослый.

Глава 36 Одержимая

Человек в «Бентли» оказался инвестором сериала. У Дайнеки на глазах рушилась уже выстроенная добротная схема. Все ее домыслы и подозрения рассыпались в прах. Непонятно, куда идти дальше и что теперь делать. Она чувствовала себя неуместной, смешной и глупой девчонкой, сунувшей нос туда, куда ее не просили.

Говорила ей гадалка, предупреждала: не нужно, не лезь, потом пожалеешь. Хоть и не случилось с ней ничего плохого, беда прошла совсем рядом, как и пообещала гадалка, – над ее головой.

Рассуждая, Дайнека попыталась нащупать почву, хоть какой-нибудь островок, точку опоры, от которой логика поведет ее в правильном направлении.

Мысли снова возвращались к Ефременко. Все-таки он побывал в квартире Тихонова за день до официального начала съемок. Это он крикнул слова: «Светлый путь». Его люди бродили по квартире, и она, Дайнека, хорошо это слышала.

Убеждая себя в этом, она все равно возвращалась к тому, что ничегошеньки у нее не складывается, и никого ни в чем нельзя обвинить. Кроме Родионова.

Возникшая пустота, практически вакуум, вокруг нее стала невыносимой.

В этот критический для нее момент раздался звонок, и она подняла трубку.

– Здравствуйте, сейчас с вами будут говорить…

– Кто? – спросила она.

Женский голос будто бы удивился:

– Виктор Николаевич Музычко, главный редактор «Литературных ведомостей». Соединяю…

– Алло… алло… – Дайнека говорила в пустоту.

Наконец раздался голос Музычко.

– Здравствуйте, Людмила, у меня всего несколько минут, и вы…

Она его прервала:

– Откуда вы знаете мой телефон, я вам его не давала.

– Не задавайте глупых вопросов, – рассердился Музычко. – Вы мне звонили. В каждой серьезной организации служба безопасности может установить номер абонента.

– А она у вас есть? – спросила Дайнека.

– Послушайте… – Виктор Николаевич прервался, по-видимому, пытаясь совладать со своим раздражением. – Вам рассказать о нашей структуре или вы позволите мне сделать то, для чего я позвонил?

– Простите. – Она притихла.

– Так-то лучше, – сказал он и продолжил: – Я позвонил для того, чтобы сообщить одну информацию. Мы поговорили, и я потом вспомнил. Это к вопросу о моей абсолютной памяти на имена и названия.

– Что очень редко встречается, – влезла Дайнека.

– Не подхалимничайте, вам это не идет. У меня сложилось впечатление, что вы умница.