С другой стороны, в романе присутствуют три (!) откровенные отсылки к Кабале, тайному еврейскому учению; это свидетельствует о том, что Булгаков читал «Четвероевангелия» не с «незрячими глазами» – ему было с чем сопоставлять. И сопоставление это опять же не в пользу методологии Толстого. Сказав «А», то есть, тщательно разобрав некоторые второстепенные противоречия между Христом и фарисеями и фактически решив этот вопрос в пользу фарисеев, уделив столько внимания разбору смысла фразы «Вы – свет миру», Толстой не сделал окончательного шага – не сформулировал вывод о том, в чем же заключается суть концептуальных расхождений между иудаизмом и отколовшимся от него христианством. Действительно, не в мытье же рук и не в отношении к проституткам! А суть становится ясной при сопоставлении Евангелий с Кабалой (а с ней Толстой не мог не быть знаком, в своей работе он привлекал для аргументации и древнееврейские тексты, проявив познания в иврите и в арамейском): главным, принципиальным расхождением между двумя религиями является концепция о «свете»! Вернее, теперь это уже две различные фундаментальные этические концепции, одна из которых под «светом» подразумевает Всевышнего, практически недостижимого и непостижимого как сама Природа; а другая, христианская, устами самого Сына Божия гласит о том, что нет, не Его Отец есть свет; наоборот, это нищие бродяги, каждый из них, и есть истинный «свет миру»!
Вот эта-то основополагающая христианская концепция, видимо, не совсем нравилась Тостому. И можно сказать почему: она явилясь предтечей кантианской концепции о человеке, о личности как самодостаточной ценности, выше которой нет и ничего быть не может! Она в корне противоречит концепции «непротивления злу насилием», концепции самоуничижения. Действительно, человеку, обладающему внутренней свободой, сознающему себя гражданином, чужда сама идея «непротивления». И теперь давайте посмотрим, к чему же пришел Толстой, «замолчав» этот аспект Христова толкования понятия о «свете». Естественно, он пришел к новому противоречию, на этот раз – в своем отношении к русскому православию, от которого так активно защищал христианство. Ведь это православие, отступив от примитивных коммунистических идей раннего христианства, возвело самоуничижение человека на небывалую высоту, создав этим самым надежную идеологическую основу для «человека-винтика». Крайности сошлись… Впрочем, вполне возможно, что ни православие само по себе, ни Сталин вовсе и не виноваты в этом. А виновата, скорее, наша национальная психология, под которую наши предки выбрали себе и нам с вами подходящую конфессию, и благодаря которой мы сами поставили над собой таких вождей как Ленин и Сталин. Потому что нам как-то сразу становится невмоготу, если мы оказываемся вдруг не в положении «винтиков».
Если исходить из того, что Булгаков твердо придерживался концепции Канта о личности как высшей ценности, позиция Толстого в этом вопросе вряд ли могла вызвать его сочувствие. Поэтому «Четвероевангелие» само по себе как воплощение неприемлемых для него этических концепций не могло не явиться в его глазах вполне достаточным основанием для такой откровенной демонстрации своего отношения к идеям Толстого. Фактически, эта сцена в романе с проклятием Бога в художественной форме перефразирует обвинения Вл. Соловьева в адрес Толстого.
Приведенные соображения об отношении Булгакова к Толстому-исследователю могут вызвать возражения со стороны части читателей. Как же – такая глыба как Толстой… Гений ведь… Тем более сам Булгаков воскликнул как-то, что после Толстого уже невозможно писать, как если бы его не было. Все это правильно. Но все дело в том, что именно писать.
Да – гений. Но в чем? Да – Булгаков восхищался. Но чем?
Из курса психологии известно, что склонности, способности человека и его поведение в значительной мере определяются конфликтующими функциями двух неравноценных полушарий мозга. Одно из них определяет логические способности (грубо говоря, склонность к анализу и исследованию), в «ведомстве» другого находится образное мышление (скажем, способности к созданию художественных произведений). У ординарной личности конфликт между этими полушариями практически не заметен – оба работают одинаково плохо, в таком мозгу нечему конфликтовать. Однако у личности с ярко выраженными склонностями к определенному виду деятельности другой вид способностей, проходящих по «ведомству» другой половины мозга, оказываются подавленными, причем это происходит на подсознательном уровне и не зависит от нашей воли.