Роман Булгакова Мастер и Маргарита: альтернативное прочтение

…"Она своими руками сшила мне ее…» – эти слова, относящиеся к напоминающей, скорее, шутовской колпак шапочке Мастера со зловещей геральдикой Маргариты, вызывают ассоциацию, связанную с руками другой женщины, в эпилоге. Именно эти, несомненно любящие Бездомного руки уколом жидкости густого чайного цвета довершали оболванивание бывшего поэта, начатое в клинике Стравинского, избавляя его от прозрений, вызываемых полнолунием. Эта женщина все понимала, но играла с Иваном в неведение, обращаясь с ним как с больным ребенком. И мудро делала свое дело, не позволяя супругу очнуться от кошмара окружавшей его действительности, последовательно вытравливая из его памяти то, что когда-то делало его поэтом.

Возникает вопрос: так ли уж созидательна была в судьбе Мастера роль его подруги, – по крайней мере, на последнем этапе его жизни? Ведь это она сшила ему ту самую шапочку, нашептала «самое соблазнительное», что было поначалу отвергнуто как Воландом, так и самим Мастером… Это она, замкнув его помыслы на себя, обрекла на прозябание без права на творчество (можно ли иначе, чем «прозябание», назвать тот кладбищенский «покой», который она «нашептала» и в который затолкала потерявшего волю возлюбленного?).

Уместно вспомнить, что Воланд «сквозь зубы» прокомментировал отказ Маргариты выполнить просьбу Мастера и оставить его одного… А во второй полной рукописной редакции реакция Воланда выглядела еще более однозначной: «Итак, человека за то, что он сочинил историю Понтия Пилата, вы отправляете в подвал в намерении его там убаюкать?» 6

Трактовка Булгаковым в романе женского начала как деструктивного по отношению к творческой личности в значительной степени совпадает с мировоззрением немецкого философа Ф. Ницше, который считал, что для «свободного ума» удачно жениться – все равно что запустить руку в мешок со змеями и случайно вытащить ужа. Трудно сказать, какое влияние оказали на Булгакова труды именно этого философа. Но, с другой стороны, Ницше ведь только обобщил в этом афоризме многовековый опыт человечества. А сходные суждения высказывали и другие известные личности. Например:

»… Были бы у меня деньги, купил бы я себе один старый нож, цена его 100 фр. – какой нож! Возлюбленную не жалко зарезать эдакой приятной штукой, поверь слову! Хотя, разумеется, возлюбленную всего лучше распиливать пилой. Не очень острой».

Это – выдержка из отправленного в ноябре 1907 года из Флоренции письма Горького К.П. Пятницкому; письмо написано после двух лет пребывания в эмиграции вместе с М.Ф. Андреевой – одной из красивейших женщин России того времени. О том, насколько в этой шутке правды, речь впереди. Но все же факт остается: ницшеанский подход Булгакова к вопросу о роли женского начала в судьбе творческой личности совпадает с приведенной оценкой Горького, пусть даже она выражена в такой шутливой форме. Что же касается конкретного орудия «верной, вечной» любви – будь то финский нож из-за угла, или флорентийский за сто франков, или даже тупая пила, – суть дела не меняется: не мог Булгаков в том пассаже подразумевать что-то действительно светлое и возвышенное. И независимо от того, литературные ли, философские, или эпистолярные источники оказали влияние на формирование его взглядов, – возможно, даже и личный опыт, – фактом является то, что ни Мастеру , ни Бездомному с «ужом в мешке», увы, явно не повезло.

Примечания к пятой главе:

1. М.О. Чудакова. Архив М.А. Булгакова , с. 32.

2. Михаил Булгаков. «Избранные произведения в двух томах.» Киев, «Днiпро», 1990. Том 2, с. 277.

3. Там же, с. 307.

4. Письмо П.С. Попову от 19 марта 1932 года – Письма М.А. Булгакова. В: «М.А. Булгаков. Собрание сочинений в пяти томах». М., «Художественная литература», 1990, том 5, с. 472.

5. Великий канцлер, с. 331.

6. Князь тьмы , с. 227-228.

Глава VI. Поцелуй вампира

– Дай-ка я тебя поцелую, – нежно сказала девица…

Гелла – Варенухе

– Вот я вас поцелую в лоб, и все у вас будет так, как надо…

Маргарита – Бездомному

Одним из завершающих штрихов в формировании образа Маргариты как деструктивного начала в судьбе творческой личности являются обстоятельства ее последнего земного поступка – визита к Ивану Бездомному. Этот визит и поцелуй Маргариты на первый взгляд воспринимаются как душевный порыв, благословение… Но почему-то сравнивающие этот образ со «славной плеядой русских женщин» не спешат комментировать это место в романе; оно, судя по их работам, как бы отсутствует вообще. А казалось бы… «Светлый образ» целует, благословляет… Но вот сцена в «Великом канцлере»:

«Коровьев галантно подлетел к Маргарите, подхватил ее и водрузил на широкую спину лошади. Та шарахнулась, но Маргарита вцепилась в гриву и, оскалив зубы, засмеялась» 1.