Роман Булгакова Мастер и Маргарита: альтернативное прочтение

Большая доля вины была на Подгорном, Бертенсоне и «конторских девах» (Р.К. Таманцова и О.С. Бокшанская – А.Б.). Они упорно взращивали в сознании Константина Сергеевича недоверие, подозрительность, антипатию к молодой части труппы, подчеркивали, преувеличивали каждое проявление неуважения, непочтительности к Театру и к нему лично. А это отражалось на его отношении к ним, его тон становился иногда почти враждебным, его замечания звучали обидно […] К весне 1923 года настроения были скверные […] Руководство административное и художественно-административное, которое осуществлялось Бертенсоном, Подгорным и, главное, двумя «конторскими девами», было казенным, равнодушным, я бы сказал даже, враждебным труппе»16.

Интересный штрих – «руководство осуществлялось конторскими девами»… Нет, не «простой» секретаршей была Бокшанская. Вернее, не просто секретаршей. Например:

«Не знаю, когда именно пришло письмо от Владимира Ивановича, в котором он горько упрекал молодую часть труппы за зазнайство, за недооценку оказанной им чести представлять за границей родной театр, за непонимание выпавшего на их долю счастья участия в такой поездке. Он удивлялся и сокрушался, что молодежь недостаточно ревностно выполняет свой долг, ленится, ворчит, жалуется на переутомление. Ясно было, что его информирует наша администрация, наша «контора», и после обнародования этого письма антагонизм принял уже совершенно недопустимые формы. С «конторой» перестали общаться, кроме как в самых необходимых, чисто служебных случаях, почти все. Даже некоторые «старики» – Василий Иванович, Николай Григорьевич Александров, Ольга Леонардовна – высказали Подгорному и его «девам» свое недовольство несправедливой оценкой труппы и тенденциозным информированием Владимира Ивановича […] А Константин Сергеевич всему этому верил и что ни день ставил всем в пример то, как ревностно относится к делу наша администрация. Нечего говорить, что это портило общую атмосферу»17.

О том, что в таком тенденциозном информировании Немировича-Данченко была доля вины Бокшанской, свидетельствует направленное ей письмо:

«Пусть Вас не обвиняют, будто Вы пишете мне всякие сплетни. Вы мне пишете десятую долю того, что другим пишут их близкие(выделено самим В.И. Немировичем-Данченко – А.Б.). Здесь все знают»18.

Впрочем, в последующем у Владимира Ивановича появились сомнения относительно надежности своего информатора. Зато, как оказалось, у самого информатора имелся целый аппарат по сбору информации о настроениях в Театре. Об этом свидетельствует содержание письма, направленного в адрес Бокшанской из Милана 29 декабря 1932 года:

«Кстати, Вы уверены, что у Вас, именно у Вас, информации о настроениях в театре правильные? Задаю этот вопрос без малейшей подозрительности и недоверия. Напротив, Вы всегда стараетесь быть чрезвычайно объективной, и когда высказываетесь от себя, то чувствуется, что у Вас опора на лучшую, благороднейшую часть театра. А все-таки хорошо держать под контролем свой собственный информационный аппарат»19.

Не уверен, является ли такой институт как «информационный аппарат» неотъемлемым атрибутом театральной специфики. Это, как говаривал Воланд, по линии другого ведомства. И ведь подумать только – такая совсем уж по-чекистски профессиональная постановка вопроса – «держать под контролем свой информационный аппарат»… О чем вообще идет речь – об оперативном подразделении Лубянки или все-таки о храме Мельпомены?

А ведь вопрос не праздный. МХАТ в тридцатые годы – Театр не совсем обычный. «Объект особой нормы», если уж продолжать пользоваться специфической лексикой. И все потому, что его спектакли посещали члены Советского Руководства. Сам Сталин пятнадцать раз смотрел булгаковские «Дни Турбиных»! В такой театр кого попало на работу не возьмут. Родственники за границей, или из числа судимых, предосудительные с точки зрения Лубянки знакомства – все это гарантировало, что такого человека даже в фойе не пустят, не говоря уже о работе в дирекции. За очень редкими, разумеется, исключениями. Но в таких случаях человек должен был денно и нощно верой и правдой доказывать свою преданность Партии и Социалистической Родине. Хотя бы состоя в «информационном аппарате», зарабатывая доверие.