Роман галицкий. Русский король

Тяжко в те дни было в терему боярина Остамира. Захворала боярыня Мария, который день не вставала с ложа. Похудела, побледнела, под глазами легли круги. Днём и ночью не отходили от неё знахарки, и в бане её отпаривали, и примочки к синякам прикладывали. Синяки-то прошли, опухоли от ушибов спали, а только всё одно - слабела боярыня не по дням, а по часам. Лежала пластом и только тихо плакала, глядя на огонёк лампадки. Тяжко ей было расставаться с белым светом, жалко было детей - дочку Софьюшку да сына Егорушку.

Сам боярин тоже не находил себе места. Он то заходил к жене, пряча глаза, пробовал разговаривать с нею, то лютовал и вымещал злобу на своих холопах и дружинниках. Люди ходили тише воды, ниже травы, боясь, как бы боярыня не померла, - тогда не пришлось бы им кровушкой поплатиться за её смерть.

…Убедившись, что боярыня задремала, её дворовая девка Опраска мышью выскользнула вон. Торопясь, пока не воротился боярин, уехавший в церкву к обедне, она тихонько прокралась в подклеть, где за загородкой на лавке, уронив взлохмаченную голову на руки, лежал давешний поротый на конюшне боярский дружинник.

Никто не видел Опраску. Прихватив на поварне горшок с утренней кашей и завёрнутое в тряпицу бобровое сало, она прокралась в подклеть, притворила за собой дверь и шёпотом позвала:

- Андрейка! Жив ли?

За загородкой было тихо, но Опраска на цыпочках подобралась, откинула холстину. Бережно укрытый чистым рядном, парень спал, склонив голову на руки. Пряди волос прилипли к его лбу, на котором бродили тени тревожных снов.

Опраска села рядом, погладила его по взмокшим волосам.

- Андрейка, - шёпотом позвала она. - Проснись, Андрейка!

Парень вздрогнул всем телом, распахивая глаза.

- Кто?.. Что? - глянул шальными глазами через плечо, узнал Опраску. - Ты?

- Я, миленький, я, - девка наклонилась, отёрла рукавом его лоб. - Я тута тебе каши принесла, поесть малость, да сальца - спину смазать. Больно?

Андрейка осторожно напряг руки, приподнимаясь на локтях, и застонал, бессильно падая на жёсткую постель.

- Вот ведь как тебя боярин-то, - жалостливо вздохнула Опраска, разматывая тряпицу с салом и принимаясь бережно, кончиками пальцев, смазывать только-только подживающие рубцы.

- Зверь он, - тихо произнёс Андрейка, - лютый зверь. Изверг!

- Лют наш боярин, - соглашалась Опраска. - Боярыню-то, голубку, тоже шибко поколотил. Который день не встаёт. Боимся, как бы вовсе не померла, - тогда нам житья не станет.

- Уйду я, - уронив лицо на руки, глухо проговорил Андрейка.

- И-и! - Опраска даже отпрянула. - Да ты что? В бега? Да ведаешь ли, чего тебя ждёт?

- К князю пойду. Небось, где-нибудь, а сыщу заступу.

- И думать не моги, - Опраска решительно взялась за дело, да так, что Андрейка под её руками только морщился и скрипел зубами. - Нешто правду найти можно? С Богом не борись, с боярином не судись. Да и не держит на тебя зла-то боярин. Отлежишься, а там как Бог даст.

- Всё одно - уйду, - упрямо шептал парень. - Что в омут головой, что к боярину на подворье.

Опраска только качала головой. Андрейку она знала сызмальства - что брат и сестра росли в деревне. Слыла Опраска знатной певуньей, ещё девочкой была, а уж звали её на свадьбы и все праздники песни петь. Вот боярыня её и приметила, к себе взяла - шибко любила Мария долгими зимними вечерами послушать хорошие песни. Андрейку Опраска уж после сманила, как зачастил он к сестре на боярское подворье. Ловок оказался отрок, с конями управлялся - дай боже! - вот и попался к боярину Остамиру на глаза. Определил его сперва конюшим, а после дал стремя держать, мечом препоясал и в дружину ввёл. Было сие счастье этой весной, а летом кончилось оно, остались только горечь и тоска.

Твёрдо решил Андрей уйти от боярина - чуть только раны подживут. А куда уйти да как дальше жить - про то не ведал. Молодость, она наперёд заглядывать не умеет.

* * *

Ярослав Всеволодович черниговский сперва надеялся на то, что по следам отца и брата станет соправителем киевского князя из рода Мономашичей. Но Рюрик Ростиславич около года правил один, а после, заручившись поддержкой Всеволода Юрьевича, созвал княжеский снем, на который пригласил только свою братию и распределил волости между родней - братом, сыновьями, сыновцами и свойственниками. Ни Глебу Святославичу, женатому на одной из его дочерей, ни Святославу Игоревичу, сыну Игоря новгород-северского, тоже женатому на Рюриковне, места на том снеме не нашлось.

Не описать, как порадовался Ярослав черниговский послу от Романа волынского. Не каждый день приходят такие вести. Правда, волынский князь ходил в подручниках у Рюрика киевского, но князь - не слуга или холоп, он сам может выбирать себе союзников. Ярослав сослался с братьями - Владимиром Всеволодовичем и Игорем и Всеволодом Святославичами, призвал сыновцев, детей покойного брата, держал совет с ними, а после отправил Роману с его же послом ответ и богатые дары.