Роман-газета для юношества, 1989, №3-4

Через несколько минут, помахивая красным зонтиком, Нина шла по проволоке. Шаг, второй, третий. Уже тысячи шагов сделаны по этой стальной струне, но все равно вступаешь на нее как будто впервые в жизни. Виталий, ее партнер, внизу стоит, держит в руках трос лонжи. Еще шаг. Остановка, поворот. Прыжок. Один, второй. Снова поворот. О!..

— Держаться!

…Уф! Удержалась. Теперь — пробежка. Прыжок с поворотом, оп! Держаться. Еще пробежка, еще прыжок. А теперь — быстренько назад, на площадку, чуть-чуть передохнуть.

Один раз она все же сорвалась.

— Ничего, все будет хорошо, — сказал ей Виталий, когда они уходили, — Но придется в оставшиеся дни репетировать по два раза. Хватит силенок?

— Хоть по четыре!

Нина остановилась, пропустила его вперед. Раздвинула тяжелые, бархатные портьеры форганга, поглядела на проволоку и упрямо сжала губы. Без этой струны она уже не представляла себе жизни.

5

«Жизнь… Что это за штука? Для чего люди живут на земле? Володя глядел в темное окно: рань, а он проснулся. Кем стать, кем быть в жизни? Хочется стать и моряком, как дед Петр, побывать во всех-всех морях земного шара. И хочется стать, как мама, ветеринарным врачом, чтобы лечить больных животных… Или вот — папа… Да, сложная это штука — жизнь! Как осуществить все свои мечты? Как определить, а для чего существуешь именно ты? Для чего ты предназначен в этой жизни? Да-да, вот именно — для чего? Что вот я, Володя Волков, могу в жизни сделать такое, что не сделает никто другой? Кто мне ответит на этот вопрос? Отец, мать?..»

Подойдя к зеркалу, Володя долго изучал свое отображение. Он увидел длинного тощего мальчишку с разбухшей губой и синяком под левым глазом. Дуэлянт! Усмехнулся, вгляделся в свое лицо: он был похож на отца. Тот же упрямый взгляд серых глаз, та же ямка на подбородке… Но вот синяк! Как идти в школу с такой физиономией? Взяв со стула черную повязку, которую ему сделала бабушка, Володя прикрыл ею глаз, и сразу вид у него стал таинственным и мужественным — адмирал Нельсон!

Нина долго не появлялась в парке. Но вот вдали мелькнул красный спортивный костюм — Нина, увидев его, замахала рукой, и Володя побежал.

— И давно ты в цирке?

— Я? Да вся моя жизнь прошла в цирке, — ответила Нина. — Я родилась на опилках.

— На опилках? — переспросил Володя.

— Так говорят про артистов цирка, которые… — разбежавшись, Нина перепрыгнула лужу, — И бабушка моя была когда-то цирковой актрисой, и дед, он через четыре лошади прыгал, и отец, и мама. И вот — я. Знаешь, сколько помню себя, вижу все одно и то же: мы куда-то едем, а потом… — Нина перепрыгнула через другую лужу. — А потом — цирк. Музыка играет, кони скачут, собачки танцуют.

— А как же ты научилась ходить по проволоке?

— А все просто. Мне было лет пять, когда папа натянул проволоку, над самым полом, и я начала ходить по ней. Ходила, опираясь на палку. А папа поднимал проволоку все выше, выше. Знаешь, мне было лет восемь, родителей дома не было, а цирк не работал… Ты слушаешь меня? Ну вот, я пошла в цирк, поднялась по лесенке, встала на проволоку и пошла по ней над ареной. И упала.

— Упала?!

— В сетку. Ух, мне и влетело!

— А я родился в зоопарке! — выпалил Володя.

— В зоопарке?

— Мы когда-то тут и жили, во-он в том флигельке.

— Рожденный среди зверей! — сказала Нина.

— А потом, мне было года три, и я как-то забрел к слонихе в вольеру. Захожу в вольеру, пролез под ограждение и иду к слонихе…

— И слониха тебя… ничего?

— Она меня только хоботом потрогала, за лицо, голову.

— Да ты, наверно, понимаешь птиц и зверей?

— Конечно. Слышишь, воробьи чирикают? «Ура, конец зиме! Скоро будет тепло, и мы отогреемся на солнышке!»

Герка, как ни в чем не бывало, стоял в подъезде дома, ждал.

— С колбаской? — спросил он нетерпеливо.

— С фигой, — ответил Володя спокойно.

— Волк, я же есть хочу. У меня желудок на твои завтраки разработался. Как же теперь быть? Ослабну… А если пулемет на себе тащить придется?

— Ладно. На, питайся… Был я у Лены, о тебе спрашивала.

— Устроюсь на «американках», буду тебя с утра до ночи катать, — пообещал взбодрившийся Герка, — А ты Ленке привет передал?

— А ты ничего не забыл? Прошение у Нины попросил?

— Мое слово железное. На втором уроке… Я улку подмету. А ты знаешь, Нинка девчонка мировая… — Он дожевал бутерброд и помедлил, будто хотел еще что-то сказать, но не решился, потом махнул рукой и, как-то криво усмехнувшись, произнес: — Смехота! Вот у тебя отец вернулся, и мой… тоже объявился.

— Вот здорово! В отъезде был?

— Да ну! Мне было лет восемь, как он однажды говорит: «Еду на Колыму. Деньжищи там лопатой гребут. Нагребу — и вернусь». Вот и все. То письмишко, то деньжат пришлет, то телеграмму, мол, жив-здоров, Рогов. Мы так его с мамой и зовем — Рогов. Потом на Камчатку укатил. И вот пишет: «Возвращаюсь. Наездился. Простите меня». — Герка сжал кулаки, сказал с угрозой: — Пускай только вернется… путешественник!