Роман-газета для юношества, 1989, №3-4

Володя отложил газету и достал из стола письма от мамы и Нины, которые вчера принесла Люба.

Матери Володя ответ уже настрочил. О чем же написать Нине? О том, что дворец, где работает дед Иван, эвакуируется, что вокруг города тысячи жителей роют рвы, и он ходил рыл, все ладони в мозолях, и что… За окном послышался скрип колес. Володя отодвинул занавеску: мимо дома проехала телега, в которую были впряжены две лошади. Поклажа на телеге закрыта брезентом. Люба, Федя и еще два человека, один высокий, в кепке, сопровождают ее. Куда это они? Что везут? Поглядывают так настороженно… Володя выскочил на крыльцо, солнце только что поднялось, тишина, прохлада…

Володя посмотрел на дорогу, на глубокий след от телеги и, сбежав с крыльца, миновав небольшой огород, нырнул в кустарник. Он не знал, зачем так поступает, но, прячась за деревьями, затаиваясь, следил за телегой.

Прошло часа два, прежде чем лошади свернули с основной на чуть приметную, заросшую травой дорогу. Володя видел, как тот, в кепке, остался у главной дороги, осмотрелся, прошел по ней назад, и Володя прижался животом к земле, потом вернулся, пошел вперед.

Что-то звякнуло. Володя пополз. Люба, Федя и те двое стояли перед ямой. Рядом валялись жерди, дернины, груды сухих ветвей. Федя спрыгнул в яму, а те двое ушли. Потом они появились. Несли длинный тяжелый ящик. Подали Феде, снова ушли и еще один ящик они принесли, а Люба — две зеленые патронные коробки. В таких ленты пулеметные хранят. Они все носили и носили ящики, коробки.

Володе стало страшно. Он понял, что узнал нечто очень важное, тайное. И если его заметят, то ему будет очень плохо. А на полянке слышались какие-то шорохи. Володя лежал еще минут десять, прежде чем решился поднять голову. На том месте, где на полянке была яма, громоздилась груда хвороста. Володя вскочил и побежал домой.

К деду он не пошел. Валялся на траве за домом, возле вырытой в мягкой коричневой земле щели. Жарко дыша, спал рядом Шарик.

Дед Иван приехал поздно вечером. Поставил велосипед у крыльца, сел на ступени. По лесной дороге мимо дома ехали одна за другой грузовые машины. В кузовах, на соломе, сидели раненые, в других — громоздились ящики, тускло посверкивали уложенные рядами снаряды. Шли запыленные, утомленные бойцы. То и дело звякало ведро у колодца.

— Наши отходят ближе к городу, — сказал дед Иван. Он гладил лежащего у его ног Шарика, поднял глаза на Володю.

— Слышь, Вовка, говорят, фашист приближается… А железную дорогу бомбой разрушило. Обещают завтра починить. И отправлю тебя… Я? Мне надо быть тут, Вова.

Ночью не спалось. Володя крутился, считал до тысячи, крепко стискивал веки. И дед не спал, кашлял, курил, скрипел пружинами койки.

Стремительно промелькнула короткая летняя ночь.

Дед Иван бродил по комнатам дома, прислушивался к грому орудий и вдруг решил, что нельзя больше ждать ни минуты, что сейчас он проводит Володю до города, а оттуда тот доберется сам, на велосипеде. К вечеру будет в Ленинграде.

— Вовка! Камера спущена. Где насос?

В лесу послышался лязг гусениц, и земля мелко задрожала. Володя протянул деду насос… Грохот нарастал. Кто? Свои? Чужие? Рев двигателя. Пыль. Скрежет. Красная звезда на башне танка. Из открытого люка выглянул танкист. Танк резко затормозил, танкист тяжело спрыгнул на дорогу, быстро пошел к колодцу.

— Воды, — попросил он. Схватил ведро, припал к нему, потом понес воду к танку, сказал, оборачиваясь: — Фашист оборону прорвал. Мы отходим к городу. И… вы уходите!

— Вовка, качай! — позвал дед Иван. — Скорее же…

Вздымая клубы пыли, промчалась грузовая машина, в ее кузове лежали и сидели раненые. И снова они услышали уже знакомый звук гремящих танковых траков и ощутили тяжкое колебание земли. Из-за поворота лесной дороги показался совсем не такой, как наш, а угловатый и приплюснутый, с набалдашником на конце ствола орудия, танк. Окрашенный в коричневые и зеленые тона, он круто развернулся, и Володя вскрикнул — на башне танка был нарисован черный, обведенный белой краской крест. Из раскрытого люка виднелся высунувшийся по пояс танкист. Он был в кожаном шлеме и куртке с засученными рукавами. Танк остановился и, как бы принюхиваясь, повел из стороны в сторону хоботом орудия. Потом танкист махнул рукой, будто указывая направление: вперед! — и машина покатилась по дороге. А из леса, продираясь сквозь кустарники, ломая невысокие деревья, вылезли и покатились следом еще три танка.

— В щель… Нельзя пока ехать, — позвал дед.

— Дед, а где наган? — Володя спрыгнул вслед за ним в щель.

— В доме. На полке, за кастрюлями… Тайничок там. Гляди!

На дороге показались трехколесные мотоциклы. Какие они! Володя никогда раньше не видел таких: с пулеметами на коляске. Вот они какие… Шлемы, надвинутые на самые брови. Большие пылезащитные очки. Они делали лица мотоциклистов пугающими, нечеловеческими. Четыре мотоцикла прокатили мимо, пятая машина, резко затормозив, остановилась. Один из мотоциклистов, настороженно оглядываясь, соскочил с заднего сиденья и, держа автомат перед собой, прошел к дому. Из-под крыльца вдруг выкатился Шарик.