Роман-газета

Эвелин помолчав, опустила взгляд в пол. Какое-то время она стояла недвижимой, от чего мне стало даже неловко, но потом она резко двинулась вперед, пройдя прямо сквозь меня к окну. Мое сердце на мгновение остановилось, и я подумал, что сейчас умру, ощутив резкий всепоглощающий холод, охвативший все внутренние органы моего тела. Жуткое ощущение, испытав которое я тут же упал на одно колено, схватив себя за рубашку в области сердца. К счастью, это ощущение так же резко исчезло, как и появилось и обернувшись я увидел надпись на стекле.

Надпись гласила:

«Навайла — мой дом. Помоги мне вернуться домой».

Самой же девочки уже нигде не было.

Поработав еще несколько часов, я решил на сегодня закончить. Усталость берет верх над возможностями. На часах уже далеко за полночь. В моем нынешнем состоянии я вряд ли разгадаю тайну рукописи; если она там вообще есть. Остается восстановить лишь три страницы, после которых уже вся роман-газета будет в моем распоряжении, но мой мозг отказывается продолжать работать, а сердце мне четко дало понять, что еще одной чашки кофе оно не выдержит. Потому я принял решение собрать все наработанное за сегодня и пойти отоспаться, а наутро со свежей головой доделать работу и тогда уже думать дальше, что делать и как быть с имеющейся у меня информацией.

Этой ночью уснуть мне не удалось. Странные мысли кружились в голове и перед глазами снова и снова появлялась картина, происходящее в которой соответствовало тому, что я прочел накануне. А еще Навайла… Что же это такое? И где?

Симон не находил себе места, то и дело бегал и мяукал по квартире, словно ощущая чье-то присутствие. Думаю, это Эвелин. Она была привязана к этим записям и не могла покинуть того места, в котором находилась газета. Это очень жестокий способ заключения, от осознания которого у меня по коже пробегали мурашки. Появлялись также и мысли о том, чтобы просто избавиться от этих записей, но моя другая сторона, желающая помочь бедной девочке, твердила обратное, снова и снова доказывая мне, что ее спасение является моим долгом. Не знаю почему, но я обязан сделать все, чтобы ей помочь, каким бы мистическим и ужасным все это ни было на самом деле.

Короткая стрелка на часах была направлена вниз, пытаясь дотянуться до отметки с цифрой пять. Я не стал дожидаться звонка будильника. Не смог. То ли зовущее чувство долга, то ли количество выпитого кофе − не знаю, что именно, но что-то по-прежнему терзающее мою нервную систему заставило меня подняться с кровати. Я понял, что пытаться спать было бы бесполезной тратой времени. Лучше всего будет прямо сейчас пойти принять душ, позавтракать и тотчас отправиться в контору, чтобы завершить дело.

Какое же разочарование ожидало меня по прибытию. Подойдя ближе к тому месту, которое кормило меня долгие годы, я увидел одни лишь руины. Не уцелело практически ничего. Сплошной хаос: разбитые стекла витрин, выломанные двери, перевернутые столы и повсюду разбросанные бумаги. Пострадала как моя контора, так и магазинчик, внутри которого она располагалась.

Долго размышлять о том, что стало причиной налета мне не пришлось. Все стало ясно в тот момент, когда среди снующей по месту происшествия полиции я заметил того самого мужчину в длинном пальто с высоким воротником и шляпе. Он представился мне коллекционером. Или это мне показалось, что он представился? У меня не осталось никаких сомнений, что именно он замешан во всей разрухе, настигнувшей это место.

Также ясно то, что он вовсе не коллекционер. Работа, которую он поручил мне накануне, была выполнена на отлично, потому у него не было никаких причин как-либо мстить мне, значит он преследовал иную цель. Вторая часть роман-газеты? Как он мог прознать о том, что в данный момент она находится именно у меня? Я практически уверен, что ради коллекции, какой бы она ни была, никто не станет учинять такую разруху. К тому же попытка заполучить газету именно таким способом никак не могла означать, что это издание имеет для него сугубо историческую и коллекционную ценность. Напротив, здесь наблюдается только личный интерес и отнюдь не добрые намерения.