Роман И.А. Гончарова «Обломов»: Путеводитель по тексту

От Гончарова потребовалась вся мощь его таланта и художественного мастерства, чтобы психологически убедительно мотивировать успешный для героя результат его совершенно новых отношений с давно знакомой девушкой. Ольга, некогда считавшая, что любить можно только однажды (с. 204) и всего восемь месяцев назад расставшаяся с Обломовым, нуждается не столько в новой мужской симпатии, сколько в братской душевной помощи со стороны уважаемого ею человека. В свою очередь не мгновенно узнавшая в Париже Штольца, она не бросилась к нему, хотя ее «глаза блеснули светом тихой, не стремительной, но глубокой радости. Всякий братбыл бы счастлив, если б ему так обрадовалась любимая сестра» (с. 311). И Штольц, пораженный незнакомым ему обликом героини («Боже мой! Что за перемена! Она и не она. Черты ее, но она бледна, глаза <…> будто впали, и нет детской улыбки на губах, нет наивности, беспечности. <…> Смотрит она не по-прежнему <…>; на всем лице лежит облако или печали, или тумана, — думал он»), сумел, и все более увлекаясь ее новым обаянием — уже взрослой женщины («Как она созрела, боже мой! как развилась эта девочка!»), проявить к ней прежде всего братскую чуткость и участие(с. 311, 313). «Он тотчас увидел, — говорит романист, — что ее смешить уже нельзя… <…> И ему надо было положить двои, трои сутки тончайшей игры ума, даже лукавства, огняи все свое уменье обходиться с женщинами, чтоб вызвать, и то с трудом, мало-помалу, из сердца Ольги зарюясности на лицо, кротость примиренияво взгляд и в улыбку» (с. 312–313).

Ольга все более нуждается в жизненно опытном, широко образованном, много думавшим над проблемами человеческих отношений «друге» Штольце и все меньше способна разрешать мучающие ее вопросы без него (приходя к ней, он «вдруг на ее лице заставал уже готовые вопросы, во взгляде настойчивое требование отчета». — С. 313). И герой «мало-помалу, незаметно <…> привык при ней думать вслух, чувствовать, и вдруг однажды, строго поверив себя, узнал, что он начал жить не один, а вдвоем, и что живет этой жизнью со дня приезда Ольги» (там же). Штольц понял, что он полюбилОльгу и уже не в состоянии жить без нее.

Но до признания в этом героине еще далеко. И произойдет оно не в Париже, где Ольга с теткой прожили полгода и где их «ежедневным и единственным собеседником» был Штольц (с. 312), а в Швейцарии, куда все трое уедут весной, т. е. в тот же всевозрождающий период года, когда начиналась и «поэма изящной любви» Обломова с Ольгой. Описание швейцарских дней героев и окружающей их природной обстановки отмечено явным параллелизмомс внешними атрибутами первой любовной «поэмы» романа. Как в дачном предместье Петербурга, где Ольга встречалась с Ильей Ильичем, в Швейцарии были и лесные рощи, и озера, и горы, к тому же в куда более могучем, чем под северной русской столицей, виде. Однако, в отличие от Обломова, лишь волею Ольги взбиравшегося на дачные пригорки, Штольц в Швейцарии с радостью «ходил за ней (Ольгой. — В.Н.) по горам…» (с. 316), сигнализируя этим читателю о той жажде духовного роста, которая роднила его с героиней. Весьма примечательна и такая деталь: если для Штольца во время горных восхождений всегда «на первом плане» были не водопады и обрывы, а Ольга, то и она, «взойдя на гору» и переведя дыхание, первый взгляд останавливала «непременно и прежде всего на нем» (с. 316), как бы побуждаемая возрастающей в этот момент собственно сердечной симпатией к своему спутнику.

Но «„любит ли она или нет?“ — говорил он (Штольц. — В.Н.) с мучительнымволнением, почти до кровавого пота, чуть не до слез» (с. 316). Так, ранее чуждый сомнений в себе, умевший разъяснить героине любые ее вопросы, Штольц впервые сам переживает «все муки и пытки любви, от которых он <…> искусно берегся в встречах с женщинами» (с. 316). Так и он проходит «претрудную» любовную школу. Но полученные в ней живые уроки уже, в отличие от своего друга, никогда не забудет.

Первый из них — открытие если не «поэзии», то реальности страстис ее загадками и терзаниями, по крайней мере в начальный период сопровождающими и самую одухотворенную сердечную симпатию: «Он понял, — что было чуждо ему доселе, — как тратятся силы в этих скрытых от глаз борьбах души со страстью, как ложатся на сердце неизлечимые раны без крови, но порождают боль и стоны, как уходит и жизнь» (с. 317). Вторым стало сознание «тайны» (с. 314) Ольгиной и вообще глубокой женской души, не поддающейся одной интеллектуальной силе ее отгадчика. Как следствие названных уроков явился отказ Штольца от былой самоуверенности и известное смирение его перед загадками и любви и человеческого бытия в целом: «С него немного спала уверенность в своих силах; он уже не шутит легкомысленно, слушая рассказы, как иные теряют рассудок, чахнут от разных причин, между прочим от любви» (там же).