Роман императрицы, Екатерина II

"Я, нижеименованный, сею клятвою моею, пред Богом и Святым Его Евангелием произносимою, объявляю, что был непричастен ни делом, ни мыслью правилам безбожным и возмутительным, во Франции ныне введенным и исповедуемым, признаю настоящее правление тамошнее незаконным и похищенным; умерщвление короля христианнейшего Людовика XVI почитаю сущим злодейством и изменою законному государю, ощущая все то омерзение к произведшим оное, каковое они от всякого благомыслящего праведно заслуживают; в совести моей нахожу себя убежденным в том, чтоб сохранять свято веру христианскую, от предков моих наследованную, NN исповедания, и быть верным и послушным королю, который по праву наследства получит сию корону; и потому, пользуясь безопасным убежищем от Ее Императорского Величества Самодержицы Всероссийской, даруемым мне в империи ее, обязуюся, при сохранении, как выше сказано, природной моей христианской веры, исповедания NN, и достодолжном повиновении законам и правлению, от Ее Величества учрежденным, прервать всякое сношение с одноземцами моими французами, повинующимися настоящему неистовому правительству, и оного сношения не иметь, доколе с восстановлением законной власти, тишины и порядка во Франции последует от Ее Императорского Величества Высочайшее на то разрешение. В случае противных моих сему поступков подвергаю себя в настоящей временной жизни казни по законам, в будущей же суду Божию. В заключение же клятвы моей целую слова и крест Спасителя моего. Аминь".

"С.-Петербургские Ведомости" печатали в течение некоторого времени список лиц, подчинившихся этому акту. Их было около тысячи. Кроме того, были воспрещены всякие сношения с Францией, даже деловые и торговые, до восстановления в ней монархии. Французским судам не разрешалось заходить в русские порты: Екатерина объявила бойкот республике и революции. Но любопытно сопоставить эти меры с тем впечатлением, которое они произвели на некоторых подданных Екатерины, судя по свидетельству одного склонного к философскому мышлению русского, писавшего много лет спустя:

"Заря науки для нашего отечества начала пробиваться сквозь мрак невежества в конце осьмого десятка протекшего столетия. Сколько бы излиха ни вопияли: "Распинайте французов!" но они одни гораздо более способствовали нашему научению, нежели совокупно вся Европа. Россия, по воле Петра Великого находившись более полувека под ферулою немецкою, даже и признаков не являла просвещения. Царствованию Екатерины принадлежит вся честь водворения в нашем отечестве полезных наук, которые разительнейшим образом начали иметь влияние на нравственность. Повторю паки: сколько бы старообрядцы, новообрядцы и все их отголоски ни вопияли: "Распинайте французов!", но Вольтеры не Мараты, Ж.-Ж. Руссо не Кутоны, Бюффоны не Робеспьеры".

IV.

Раздел Польши. - Политики Екатерины и панславизм. - Первый раздел был делом принцессы Цербстской, а не русской императрицы. - Роль Пруссии и Австрии. - Кому принадлежала мысль о разделе? - Идея, носившаяся в воздухе. Австрия делает первый шаг. - Второй и третий разделы. - Роковые последствия преступления. - Одно преступление влечет за собой другие, - Добыча, брошенная псам.

Польша

Говоря о разделе Польши, мы не станем, конечно, возвращаться к тем волнующим и бесплодным спорам, которые столько раз и кстати и некстати поднимались и историей и дипломатией и, по нашему убеждению, никогда не приводили ни к чему. Русские историки круто, от книги к книге, меняли свой взгляд на этот щекотливый вопрос, то объясняя раздел Польши законами этнических группировок, то, проще, - законом права сильного. Это случилось и с самым знаменитым из них, с Соловьевым. Немецкие историки выбивались из сил, чтобы очистить память Фридриха II от обвинения в том, что он был зачинщиком этого дела. Но доводы их с успехом оспаривались в России. Одно только было недвусмысленно установлено и той, и другой стороной: недостойный характер этой политической сделки. Правда, ее старались оправдать соображениями пользы и выгоды для государства, т.е. тем, что называется государственной необходимостью. Но, к несчастью - или к счастью для морали, смеем мы думать, вопрос о том, отвечал ли раздел Польши интересам участников его, и особенно интересам России в то время, когда их оберегала Екатерина, - остается еще очень спорным. Только с этой точки зрения он и имеет, впрочем, отношение к настоящему очерку, в котором мы и коснемся его в беглых чертах.