Роман Ким

В июле того же 1938 года уже майор X. получил приказ о срочном возвращении в Японию в связи с обострением обстановки на границе с Советским Союзом. Органы НКВД согласились отпустить Елену с ним (!), но не дали разрешения на выезд дочери, и они остались в Советском Союзе. Понимая, что с японским именем ее сыну придется несладко, она переписала его свидетельство о рождении. Связь с майором X. оборвалась, хотя могла бы дать очень много — войну он закончил в звании генерал-майора, командующего токийской зоной ПВО.

Возможно, именно о нем говорил Ким на следствии: «“Майор” дал нам дважды материалы бесспорной ценности. Он был завербован только перед самым отъездом, потому что руководство не разрешало мне форсировать разработку. С ним можно связаться и теперь»^[267]. А может быть, речь шла и о каком-то ином, неведомом нам «майоре»…

Сын майора X. нескоро узнал о том, кто был его настоящим отцом. Елена очень не любила рассказывать о прошлом, хотя благополучно, без всяких репрессий дожила до демократичного 1992 года. Уже после ее смерти сын нашел своих родственников в Японии и побывал у них в гостях, но это уже совсем другая история.

Роман Ким работал с японцами не только через своих любительниц «ловить коней». В 1936 году коммерческим секретарем посольства был назначен Танака Косаку. Стечение обстоятельств почти фантастическое: этот Танака (не путать с Танака Ватару и японским коммунистом Танака) во Владивостоке был слугой… Сугиура Рюкити — приемного отца Кима! Неясно, как именно работал Роман Николаевич с Танака Косаку, но должность коммерческого атташе тоже представляла интерес для О ГПУ, как политической и экономической разведки. Сменил старого знакомого Кима другой его старый знакомый — Каватани Кодзаэмон, с которым Романа Николаевича когда-то познакомил Отакэ Хирокити. Про Каватани известно точно: у него была учительница русского языка из числа агентов ОГПУ — НКВД и Ким «разрабатывал его связи»^[268].

С коммунистом же Танака (это был псевдоним, его настоящее имя Ямамото Кэндзо) Ким познакомился в конце 1920-х, после того, как тот в 1928 году эмигрировал из Японии в Советскую Россию. Обстановка в японской компартии оставалась, мягко говоря, нестабильной, и у Коминтерна были серьезные подозрения, что в ряды японских коммунистов проникли шпионы и провокаторы. Надо отдать им должное, японцы сами, как могли, удобряли почву для таких опасений. Ямамото, формально холостой, но живший с соотечественницей, коллегой по борьбе, по имени Мацу, закрутил в Москве роман с женой лидера японской компартии в Москве — Носака Сандзо, пока тот четыре года выполнял разведывательные поручения Коминтерна в Калифорнии (позже его признали одним из слабых звеньев, из-за которых японская полиция вышла на след Зорге). Вернувшись, Носака не стал терпеть проделки товарища по борьбе и 22 февраля 1939 года написал на него донос в НКВД, обвинив в работе на военную жандармерию кэмпэйтай и политическую полицию токко. Танака — Ямамото, а с ним еще десяток японских коммунистов, живших в Москве, расстреляли, а Мацу умерла в лагере. Эту историю престарелому Носака припомнили аж в 1992 году, после чего он был вынужден выйти из партии и вскоре умер. Роман Ким знал правду еще тогда — в 1930-х. Его агент «X» — старый кишиневский еврей Осип (Иосиф) Гузнер, работавший в малоприметных трестах, а потом и вовсе театральным билетером, был важным внештатным сотрудником Романа Николаевича. По заданию ОГПУ — НКВД Гузнер сдавал комнаты гостям из Японии в квартире с телефоном на 2-й Мещанской, 27. Жил там и Танака. В архиве литературы и искусства хранятся до сих пор не опубликованные дневники сына Осипа Гузнера Григория, писавшего под псевдонимом Гаузнер. Женившись на дочери известной поэтессы Веры Инбер, Григорий стал дальним родственником Льва Троцкого, а этот персонаж в то время особенно интересовал ОГПУ. Но Гузнер умер еще молодым, не дожив до массовых репрессий, и благодаря этому его дневники сохранились. В них есть такой забавный пассаж: «Танака дает объявление: “Иностранцу нужна учительница”. 40 женщин. Водевиль, когда они приходят по 5 и по 6, советуются на лестницах, толкутся в дверях… Маруся совсем сбилась с ног. Выбрал троих»^[269]. Учительница, а возможно, все трое — на всякий случай, конечно, были выбраны заранее ОГПУ.

Узнавая новые и новые факты о том, как функционировала «паутина Кима», не перестаешь удивляться: как он всё успевал, держал в голове? Особенно если вспомнить, что параллельно Роман Николаевич преподавал в Военной академии и Московском институте востоковедения, делал переводы, консультировал писателей и сам публиковал весьма серьезные статьи в толстых журналах. Причем по японским писателям работал особо.